Возглавив своих людей в проулке, он вывел их на задворки, где среди помоек высились сортиры. Они перелезли через несколько заборов, выломали заднюю дверь пустой скобяной лавки и вышли через парадную, оказавшись у баррикады в тылу. Кинулись вниз с крыльца, непрерывно стреляя. Не успели мятежники понять, что происходит, как все были перебиты — не менее полудюжины, в том числе двое артиллеристов, управлявшихся с пушкой Паррота.[24]Взяв баррикаду, Бразил и его солдаты торжествовали, принимая приветствия входившей в городок кавалерии.

К тому времени, когда они продвинулись к центральной площади, синие мундиры кругом кишмя кишели. Смитфилд был взят. Ребята порадовались, покричали, а через двадцать минут покинули городок, вновь присоединившись к маршу.

На западной оконечности городка был мост через Нейсу, но конфедераты его сожгли. Движение застопорилось, солдаты сели на землю, усеяв склон холма. Деревенские балбесы закурили трубки, а Бразил лежал, закинув руки за голову, и смотрел в небо, ожидая, когда саперы наведут понтонную переправу. Бобби Бразил начал входить во вкус: а что, командовать приятно, даже если в качестве подчиненных тебе дали девятерых тупых, хоть кол на голове теши, голландцев. Всего месяц назад он бы этому и не поверил даже, мало того, пришел бы в сильное смущение, однако, что ни говори, он стал хорошим солдатом. Словно из ниоткуда вдруг снизошло на него чувство ответственности. Армейская жизнь в его сознании перестала быть закручена вокруг него одного, и он уже не искал во всех ситуациях выгоду для себя любимого. Он как-то раз даже хмыкнул, когда подумал, что сказал бы по сему поводу его папашка или какой-нибудь из дядьев, потому что змеиный ядовитый язычок искони был семейной чертой Бразилов. Но армия оказалась интересной штукой, своей принадлежностью к ней он начал гордиться и ее тоже стал считать в каком-то смысле своей. Начал подумывать и о том, что он, пожалуй, мог бы успешно командовать, скажем, ротой или даже полком. Он знал, что стать генералом можно только окончив Вест-Пойнт,[25]но в армии не так уж плохо жить даже и не становясь генералом.

Форсировав реку, продолжили движение по дороге на Рэлей. Шли мимо сожженных фермерских домов и вытоптанных полей. По пути видели босоногих, полуодетых детишек, которые, став в дверях покосившихся хижин и сунув палец в рот или ковыряя в носу, с любопытством разглядывали солдат. Иногда на значительном расстоянии от дороги виднелись силуэты строений большой плантации — как правило, разрушенной и без признаков жизни. На всем пути к дороге отовсюду сбегались негры, шли с войсками рядом, плясали и славили Господа.

Вот и Бразил тоже вдруг понял, что счастлив. Почувствовал себя мастером своего дела; никогда прежде драчливая его натура не давала ему такого радостного ощущения.

Не доходя десяти миль до Рэлея, среди лугов разбили первый лагерь. Винтовки составили в пирамиды, натянули палатки, развели костры. Некоторые из солдат пошли на реку омыть усталые ноги в прохладной воде. Бразил сидел у входа в палатку, подумывая о том, не пойти ли туда и ему, как вдруг услышал звук, происхождение которого показалась ему непонятным. Это не было пальбой, звук был неприятным, но приглушенным, словно в чуть приоткрытое окно задувает сквозняк. Но тут защелкали и мушкетные выстрелы, поэтому он вскочил и схватил винтовку: звук стал громче, распался на отдельные голоса, послышались какие-то выкрики, причем все ближе и ближе. Шло это откуда-то с востока, со стороны Смитфилда, где остановилось движение основной армейской колонны. Рота поднялась «в ружье». Кое-кто еще бежал с реки, и все спрашивали друг у друга: что, черт подери, происходит? Тут вдруг заахали, заржали горны, завыли тубы полковых оркестров, заголосили кларнеты, гобои и всяческие мелкие трумпетки, но это не звучало музыкой, скорее похоже было, что люди посходили с ума; не обученные барабанить стучали кружками по мискам, причем все вроде знали, в чем дело, один Бобби Бразил не знал, пока мимо не пронесся офицер-кавалерист, отчаянно махая шляпой, подымая лошадь на дыбы, кружась и выкрикивая раз за разом: «Ём-дырыдым!» — прямо как маньяк какой-то; потом проехали еще двое таких же, совершенно расхристанных и, на взгляд Бразила, непозволительно роняющих достоинство своего ранга, и только тут до него начали доходить слова, смысл всех этих воплей и подбрасывания в воздух шляп и фуражек, идиотических плясок солдат друг с другом в обнимку, превращающих армию в труппу мужской пляски и нечленораздельной песни, таким мощным эхом отдающейся в холмах вперемежку с шутейной пальбой из мушкетов в небо, словно вся Армия Запада одновременно подала голос, сотрясая землю у него под ногами, будто он в соборе стоит на трубах огромного органа, рокочущего глубоким нутряным басом — вроде как сам Господь Бог радуется вместе с земным своим воинством этой великой его победе. Потому что вот оно, оказывается, в чем дело-то: капитулировал Ли, так что свершилось, конец проклятой войне! Повсюду стоял такой вопеж, что птицы покидали гнезда, кролики выскакивали из нор, лисы, обезумев, шастали по лесу, а закоренелые конфедераты хватались за голову. Бразил, раскинув руки-ноги в стороны, плашмя пал наземь и зажал уши ладонями, чтобы, ни на что не отвлекаясь, вознести Господу хвалу за то, что Он оставил его в живых. Спасибо Тебе, Боже, что дал этому уличному хулигану жить дальше, — молился он и конечно же радовался (как тут не радоваться?), а кто-то проходил мимо и поднял его с земли, и вот он уже вопит и пляшет вместе со всеми, и они кидаются к командиру роты, который сидит в своей палатке и всем подряд наливает, и Бобби поднимает жестяную кружку сперва за папашу Авраама, потом за дядюшку Билли Шермана, и снова за великую Армию, за Республику, пьет и смеется, а про себя думает: это ж как повезло-то мне с этой войной, что она взяла да и кончилась как раз в тот момент, когда я наконец-то нашел для себя нечто, во что можно верить!

Особый боевой приказ Шермана, которым объявлялось о том, что 9-го дня текущего месяца в здании суда города Аппоматтокс, штат Виргиния, генерал Ли сдал свою армию генералу Гранту, вовсе не значил, что работа уже сделана вся. Следовало проследить, чтобы Джо Джонстон не рассредоточил войска, тем самым затеяв длительное подспудное сопротивление — не начал бы, если можно так выразиться, бесконечный марш, по сравнению с которым рейды Шермана по Джорджии и Каролинам были бы сущими пустяками, особенно по части разрушений и опустошения страны. Восславим Господа и Отчизну, — сказал Шерман в своем послании к войскам, — и воздадим должное товарищам по оружию. Но кавалерии Килпатрика он тем не менее приказал спешно вступать в Рэлей и начал планировать выдвижение пехотных частей на юг, чтобы отрезать Джонстону возможность бегства в этом направлении.