У меня был на примете один человек – мой старый друг Карл Ханке, прежде работавший статс-секретарем в министерстве Геббельса, а в январе 1941 года назначенный гауляйтером Нижней Силезии. Гитлер согласился прикомандировать ко мне представителя гауляйтеров, но поспешил вмешаться Борман. Поскольку Ханке считался моим сторонником, его назначение означало бы не только усиление моих позиций, но и посягательство на власть Бормана.

Через два дня, когда я снова обратился к Гитлеру с той же просьбой, он в общем не возражал, но ему не нравилась предложенная мной кандидатура: «Ханке еще слишком недолго занимает пост гауляйтера и не обладает необходимым авторитетом. Я говорил с Борманом. Мы назначим Заукеля»[119].

Борман не только протолкнул собственного кандидата, но и умудрился напрямую подчинить его себе. Геринг справедливо возражал, что поставленная перед Заукелем задача до сих пор решалась в рамках четырехлетнего плана. Тогда Гитлер со свойственным ему пренебрежением к административным вопросам назначил Заукеля «генеральным уполномоченным (рейхскомиссаром) по использованию рабочей силы» и ввел его в штат управления четырехлетнего плана Геринга. Геринг опять стал возражать, поскольку счел это посягательством на свой авторитет, и, чтобы хоть как-то смягчить удар, хотел сам объявить о назначении Заукеля. Однако Гитлера такие тонкости не волновали, и Борман снова вышел победителем.

Заукеля и меня вызвали в Ставку Гитлера. Вручая нам документ о назначении Заукеля, Гитлер отметил, что в принципе не может быть никаких проблем с рабочей силой и почти в точности повторил свое высказывание от 9 ноября 1941 года: «На подвластной нам территории проживает более двухсот пятидесяти миллионов человек. Пусть никто не сомневается в том, что нам удастся всех до одного привлечь к труду». Таким образом подтверждалось, что необходимая рабочая сила должна поступать с оккупированных территорий, причем Гитлер приказал Заукелю обеспечивать необходимое количество рабочих любыми средствами. Этот приказ отметил начало рокового периода моей деятельности.

Первые недели нашего сотрудничества протекли довольно гладко. Поскольку Заукель пообещал своевременно ликвидировать любые нехватки рабочей силы и заменять призванных в армию квалифицированных рабочих, я оказывал ему всяческую поддержку. В мирное время рабочих, вышедших на пенсию или умерших, ежегодно заменяли шестьсот тысяч молодых людей, которые теперь, как и значительное число специалистов, подлежали мобилизации. В 1942 году дефицит рабочей силы в военной промышленности составлял более миллиона человек.

Однако Заукель не выполнил своего обещания, да и надежды Гитлера на двести пятьдесят миллионов потенциальных рабочих не оправдались отчасти из-за неповоротливости немецких властей на оккупированных территориях, отчасти оттого, что местные жители, подлежащие депортации в Германию, предпочитали бежать в леса и присоединяться к партизанам.

Не успели появиться первые иностранные рабочие, как я начал получать многочисленные протесты от нашего «аппарата индустрии». Во-первых, специалисты, призванные в армию, прежде занимали ключевые посты, и вряд ли иностранные рабочие смогли бы их заменить. Во-вторых, кто теперь помешает вражеским спецслужбам внедрять своих агентов в ряды рабочих, поставляемых Заукелем? Неизбежное следствие – саботаж и диверсии на заводах.

Еще одна проблема: не хватает переводчиков для такого количества людей, говорящих на разных языках, а без адекватного общения эти новые рабочие практически бесполезны.

Гораздо более практичным казалось привлечение в промышленность немецких женщин. Промышленники приносили мне статистические данные, доказывавшие, что число немецких женщин, занятых на производстве в Первую мировую войну, было значительно выше нынешнего. Мне показали фотографии рабочих, выходящих после смены из одного и того же военного завода в 1918-м и 1942 годах: на первой преобладали женщины, на второй – мужчины. Мне приносили и фотографии из американских и британских журналов, доказывающие, что противник мобилизовал женщин на трудовой фронт[120].

В начале апреля 1942 года я предложил Заукелю ввести трудовую повинность для немецких женщин, но он резко возразил мне, что проблема, где брать рабочую силу и как ее распределять, – его личное дело. Более того, он заявил, что, будучи гауляйтером, является подчиненным Гитлера и несет ответственность лишь перед ним одним, но раз уж я так настаиваю, то следует вынести этот вопрос на суд Геринга, который как генеральный уполномоченный по четырехлетнему плану и скажет последнее слово. Совещание с Герингом состоялось в Каринхалле. Явно польщенный вниманием Геринг вел себя подчеркнуто дружелюбно с Заукелем и гораздо прохладнее со мной. Мне так и не дали толком высказаться. Заукель и Геринг постоянно меня перебивали. Заукель напирал на ущерб, который фабричный труд причинит немецким женщинам, – не только «психической и эмоциональной сфере их жизни», но и способности вынашивать детей, и Геринг энергично с ним соглашался. Чтобы укрепить свои позиции, Заукель сразу же после совещания отправился к Гитлеру за подтверждением своих полномочий.

Все мои доводы были проигнорированы. Заукель сообщил коллегам-гауляйтерам о своей победе в воззвании от 20 апреля 1942 года, в котором среди прочего заявил: «Для того чтобы освободить немецкую домохозяйку, и прежде всего многодетную мать… от тягот и лишений военного времени, фюрер уполномочил меня доставить в рейх с восточных территорий от четырехсот до пятисот тысяч здоровых, выносливых девушек». В то время как Англия к 1943 году сократила число служанок на две трети, Германия до самого конца войны не сделала ничего подобного[121]. Порядка миллиона четырехсот тысяч женщин продолжали работать служанками. Кроме того, полмиллиона украинских девушек обслуживали семьи партийных функционеров – факт, вызвавший множество пересудов среди населения.