— Исправить это уже невозможно.

— Сейчас особая рейхсгруппа воспитанников СС посещала бы первый класс сверхсекретной арийской школы.

— Создание которой тоже следовало предусмотреть, — вдумчиво одобрил ее замысел Гиммлер. — Вы — гений, доктор Аленберн.

Идея понравилась ему, и он не собирался скрывать этого.

— Если решите, что «Святилище арийцев» отныне специализируется только на воспроизведении наследников высших посвященных СС… Причем они будут считаться высшими посвященными с момента своего рождения… Мы завтра же готовы приступать.

— Вы отлично ознакомлены с теоретическими изысканиями в области теории «Шутцштаффель» как движения.

— И даже подготовила специальный трактат, — Эльза открыла папочку и положила перед рейхсфюрером несколько листиков с отпечатанным на машинке текстом. — Здесь изложены лишь общие идеи. А также кто из чинов и в какой последовательности… Впрочем, последовательность и целесообразность вы будете определять здесь, у себя…

— И целесообразность… — Гиммлер взял трактат, растерянно повертел его в руках, потеребил страницы, словно решал, откуда следует начинать чтение — с первой или последней страницы…

— Хорошо, я ознакомлюсь с этим… — замялся он. — …этим трудом.

— Лично вы могли бы сегодня же отправиться в наш «лебенсборн», вместе со мной…

— Нет-нет, — испуганно замахал поднятыми вверх руками Гиммлер. — Только не сегодня.

Это выглядело настолько комично, что доктор Аленберн снисходительно улыбнулась.

— Я имела в виду, что сегодня вы всего лишь ознакомились бы со «Святилищем арийцев»…

Гиммлер не мог не заметить, что это была улыбка женщины, которая сочувственно смотрит на мужчину, испугавшегося свидания с ней.

Поняв, какой подтекст вычитала доктор Эльза в его идиотском «нет-нет, только не сегодня!», он тоже рассмеялся. Но при этом основательно побагровел.

— Я обязательно посещу ваш «лебенсборн». В самое ближайшее время. Вас известят, гауптштурмфюрер Аленберн. Вас непременно известят.

…Догадывался ли Пий XII, что происходило сейчас в душе некогда опального архиепископа? О чем он думал? Какие воспоминания и чувства угнетали его?

Как бы там ни было, несмотря на всю свою занятость, папа несколько минут терпеливо смотрел на Ориньяка, давая ему возможность сосредоточиться и собраться с мыслями.

— Вами, ваше святейшество, заинтересовался отдел диверсий управления зарубежной разведки службы безопасности Германии. Известное вам СД, — начал архиепископ с того самого важного, что сразу же должно было ошеломить Пия XII, — следит за каждым вашим шагом. Изучает ваш распорядок дня, систему охраны, особенности работы римской курии, епископского секретариата и конгрегации.

— Я предполагаю, что СД интересуется делами Ватикана давно, — спокойно заметил папа. — Со дня своего основания. Как, впрочем, и служба безопасности Италии. Вы, архиепископ, тоже могли бы догадываться об этом. Что же вас так встревожило?

— Есть причина Вами занялся Скорцени. Тот самый… Который сумел похитить Муссолини. Штурмбаннфюрер СС, начальник отдела диверсий управления зарубежной разведки СД.

— Это уже аргумент.

— Еще какой! Скорцени не зря называют самым страшным человеком Европы.

— Что же ему нужно?

— Люди, направившие меня в Ватикан, предполагают, что германская служба безопасности собирается захватить вас, то есть похитить, и переправить в Германию. В Берлин.

— Меня?! — вскричал папа. — В Германию?! Насильственно?! — Несколько секунд он с таким страхом всматривался в глаза Ориньяка, словно это он задумал похитить его, к тому же решил сделать это немедленно. Потом вдруг обмяк, взор его угас, и он совершенно растерянно, безвольным голосом спросил: — Но зачем им это?

Ориньяк ответил не сразу. Теперь он позволил себе посмотреть на папу спокойными глазами смертельно уставшего человека и помолчать. Папа должен был сам «вспомнить», чем он провинился перед черным легионом Германии.

«Меня?! В Германию?! Зачем?!» — как архиепископу хотелось, чтобы папа повторил эти слова! Сюда стоило приехать уже хотя бы ради того, чтобы услышать их, увидеть страх на лице папы. Ужас в его глазах. Это ли не компенсация за минуты унижения, которые пришлось пережить когда-то в кабинете папы ему самому, архиепископу Шардену?

— Вас и, возможно, еще нескольких кардиналов, — заговорил Ориньяк, сочтя паузу достаточно длительной для того, чтобы «воспоминание» состоялось. — Коммандос Отто Скор-цени хотят укротить Ватикан, ставший слишком «неудобным» для фюрера. Или для Гиммлера. Что, по сути, одно и то же.

— Значит, это месть Муссолини. До похищения дуче Святой престол все же мало интересовал СД. Муссолини, будь он проклят! Его кровавая рука.

— Люди, которые послали меня сюда, уверены, что вы интересовали СД всегда. Да вы и сами только что подтвердили это. Иное дело, что сейчас ее интерес обрел зловещие очертания. В Рим и к его окрестностям уже стянуты сотни агентов. К тому же у эсэсовцев нашлось немало сообщников в недрах итальянской службы безопасности и просто среди фашистов.

— В этом можно не сомневаться.

— Вот почему люди, направившие меня сюда, считают, что вам следует оставить Ватикан и найти временный приют в Лондоне. Или за океаном. Официально они предложат вам это завтра.

— Уже завтра?

— Они хотят, чтобы к тому времени вы уже были готовы к разговору. Так что моя задача подготовить вас.

— Но позвольте: оставить Ватикан? Мне? Ватикан? Это невозможно. Вы, архиепископ, подумали над тем, как это может быть воспринято кардиналами, курией, всем католическим миром?

— Думал. Да-да, думал. Скажем так: они воспримут это по-разному. Но представьте себе, каким будет авторитет папы, сколь низко он падет, если однажды утром весь христианский мир узнает, что наместника Иисуса на земле похитили и, простите, ваше святейшество, приволокли в бункер фюрера.

— Это было бы ужасно.

— А так мы прикинули, что если ваш отъезд должным образом обставить… Ну там… поклонение святым местам. Внезапное недомогание, с лечением в лондонской клинике. Могут быть и другие объяснения. В ордене христианских братьев, судя по всему, монахи обладают богатой фантазией.

— Значит, в эту акцию вовлечен орден христианских братьев?

— Тот самый, — мрачно напомнил ему архиепископ.

— Им уже все известно?

Папа ухватился рукой за нагрудный крест, словно в порыве отречения собирался сорвать его с себя.

— Монахи ордена приучены молчать. Адвокатами и вниманием прессы они не избалованы. Традиции Средневековья.

«Иисусе Святой, — подумалось архиепископу, — кому я все это говорю?! Известна ли мне хоть тысячная доля того, что знает о нравах монашеских орденов папа римский?»