Но Василий допустил один существенный промах: не оставил после себя детей. При всем своем негативном отношении к женскому полу, разве не мог он на благо любимой им империи принудить себя жениться и родить одного-двух сыновей? Окончив жизнь без потомства, Василий фактически обрек Византию: ее закат стал неизбежен.

Он умер 15 декабря, а 16-го этот закат уже начался.

Константин VIII, шестидесятипятилетний вдовец, оказавшийся теперь в роли единственного императора Византии, радикально отличался от своего брата.

Некогда превосходный наездник и атлет, он и сейчас сохранял великолепную физическую форму. Хотя его образование было недостаточным, неподдельная интеллектуальная любознательность в какой-то степени придавала Константину культурный глянец, позволявший ему выглядеть на уровне во время общения с иностранными послами. Те, кто удостаивался аудиенции у Константина, неизменно бывали поражены его красноречием и красивым голосом. Так что по всем этим параметрам он вполне мог стать достойным императором.

Но Константин не имел даже подобия каких-то моральных установок, на каждый вызов он реагировал с бессмысленной жестокостью, по его приказу сотни человек были казнены и изувечены. А его склонность устраивать оргии раскаяния – когда он в слезах бросался обнимать ослепленных им людей и молить их о прощении – тоже не особенно способствовала росту его популярности.

Лишь один класс византийского общества был рад новому режиму – анатолийская аристократия. Император оказался неспособен устоять против ее требований и в течение нескольких месяцев аннулировал ненавистные для нее земельные законы Василия. Былая собственность донатов вернулась к ним, к рукам они прибрали все до последнего акра, а обездоленным мелким землевладельцам была предоставлена возможность выживать кто как сможет. Вновь Анатолия стала краем обширных имений, на которых трудилось множество рабов; помещики же, как правило, бывали там лишь наездами.

Ну а Константин VIII продолжал вести свойственный ему образ жизни: пировать с закадычными друзьями, барахтаться в постели с наложницами, смотреть непристойные представления в своем частном театре и избегать, насколько это возможно, всяческих забот, касающихся государственного управления.

Но в ноябре 1028 г. он смертельно заболел. Кто мог прийти ему на смену? У Константина не было сыновей; из трех его дочерей старшая давно уже стала монахиней. Вторая, Зоя, с того времени как ее бракосочетание оказалось расстроенным, провела двадцать шесть лет в императорском гинекее, в компании своей более умной, но внешне менее привлекательной сестры Феодоры, к которой питала отвращение. Феодора к тому времени стала настоящей старой девой; Зоя же, приближавшаяся к пятидесяти годам, все еще сладострастно мечтала о браке, в котором она никогда не состояла. Зоя считала, что рано или поздно выйдет замуж, ведь именно она являлась официальной наследницей императора Константина, и через нее корона должна быть передана ее мужу. Но кто им будет?

После продолжительных дискуссий у ложа умирающего императора государственные чиновники предложили кандидатуру шестидесятилетнего сенатора – аристократа по имени Роман Аргир. Однако обстоятельства сложились так, что он был женат, и весьма счастливо. И тогда Константин объявил: либо Роман разводится и женится на Зое, либо будет ослеплен. Роману облегчила выбор его супруга: она немедленно остригла волосы и удалилась в монастырь. 10 ноября Роман венчался с Зоей в императорской часовне во дворце, 11-го стоял подле ложа новоиспеченного тестя, когда тот испустил последний вздох, а 12-го стал Романом III, сев на императорский трон подле сияющей от счастья жены. Следующей обязанностью Романа было продолжение династии – несмотря на достаточно солидный возраст его супруги, да и его собственный. Стремясь увеличить шансы на успех, Роман стал желанной добычей для многочисленных константинопольских шарлатанов – пил афродизиаки, использовал мази и выполнял самые экстраординарные упражнения, которые, как это было обещано, вернут ему силу молодости. Зоя также прибегала к соответствующим ухищрениям, для того чтобы забеременеть, но ей это так и не удалось.

Не став счастливым отцом, император не стал и успешным полководцем. В 1030 г., не послушав совета своих военачальников, он решил идти походом на Сирию, и в первом же бою сломя голову бежал с поля боя. После этого Роман счел за благо отставить в сторону военные дела и посвятить себя заботам государственного управления. Однако с течением времени стало ясно, что в делах административных василевс столь же неуспешен, как и во всех остальных. Потому, по-видимому, неизбежным было его обращение к церковному строительству, тем более что, как и Юстиниан, он стремился оставить по себе долгую память. Практическим результатом этой устремленности стали громадная церковь, посвященная Богоматери Перивлепте, или Всевидящей, и подчиненный ей монастырь, который имел еще более огромные размеры. Согласно хроникам, оба эти памятника императорской мегаломании привели народ Константинополя на грань мятежа.

А что же Зоя? Она была также сильно обозлена на мужа. Во-первых, окончательно оставив надежду заиметь потомство, он отказался делить с ней ложе и завел любовницу. Во-вторых, Роман воспретил ей доступ в сокровищницу. Зоя была в высшей степени гордой и до крайности избалованной своим отцом женщиной, который в течение полувека ей ни в чем не отказывал. И вот теперь ее обделяли не только любовью, но и деньгами. Возмущенная и обиженная, она вымещала свой гнев на сестре, а в 1031 г. и вовсе отправила ее в монастырь.

И тут на сцене появляется странная и весьма зловещая фигура Иоанна Орфанотрофа[63] – пафлагонского евнуха, поднявшегося из самых низов до положения директора главного сиротского приюта в городе; с этой должностью и связано его новоприобретенное имя. Из четверых братьев Иоанна двое были, как и он, евнухами; еще один брат, девятнадцатилетний Михаил, отличался исключительной красотой, но, к несчастью, страдал эпилепсией. В 1033 г. он был привезен Иоанном во дворец и формально представлен Роману и Зое. Императрица, лишь только взглянув на него, сразу же безоглядно влюбилась в юношу – в точном соответствии с намерениями Иоанна. С этого момента она не думала уже ни о чем ином, кроме как о молодом пафлагонце.

Михаил, хотя и был польщен, не испытывал особого энтузиазма в связи с подобным поворотом событий, но он получил надлежащие инструкции от брата, а его собственные амбиции довершили дело. Император, оповещенный своей сестрой Пульхерией о неблаговидном поведении Зои, благодушно отнесся к заверениям Михаила, что все слухи беспочвенны.

И вдруг Роман серьезно заболел. Стал ли он жертвой отравления? Во всяком случае, у Зои для этого имелась и мотивация, и возможность. И уж конечно, она была вполне способна совершить преступление. Смерть настигла Романа в дворцовых банях накануне Страстной пятницы 1034 г. Но умер ли он от апоплексического удара или – как утверждают некоторые источники – вследствие того, что кто-то в течение продолжительного времени удерживал его голову под водой, в точности так и не было установлено.