Удачное и быстрое, без больших потерь, отступление немецких войск до «Голубой линии» было еще одним результатом военного таланта и опыта Манштейна. Вопреки советским источникам, которые пишут об упорных боях во время немецкого отступления, таких боев практически не было, ни одна из сторон не понесла больших потерь. Бои начались тогда, когда немцы закрепились на «Голубой линии», а советские войска пытались ее прорвать. Сил не хватало, и первые попытки потерпели неудачу.

На Миус-фронте успехов не наблюдалось. Фронт остановился у поселка Матвеев Курган, который до этого несколько раз переходил из рук в руки. И сейчас, в 1943 году, этот многострадальный поселок остался прифронтовым на несколько месяцев, постоянно находясь под бомбежками и обстрелами: фронт от него никуда не двигался. В марте люди, которым некуда было отсюда уйти, видели, как, когда темнело, приезжали машины с убитыми советскими солдатами — покрытые брезентом грузовики. «Всю ночь штабные работали, что-то писали, а рано утром их хоронили». Деревенские женщины, у которых сыновья и мужья тоже были на войне, приходили смотреть на мертвых, чтобы поискать своих, но сколько же было этих убитых! Огромные, как силосные, ямы копал экскаватор, и в каждую клали штабелями, один ряд на другой, по тысяче трупов.

Советские части, которые бросили здесь в бой, страшно поредели, пополнений почти не было. Константин Симонов провел здесь день в бывшем кавалерийском полку, где осталось из тысячи всего сорок «сабель», как по привычке говорил командир. Все понимали, что попытки прорвать фронт с такими силами скоро сойдут на нет.

«Ястребки» Баранова сопровождали «петляковых» и «горбатых», под сильным зенитным огнем помогавших наземным частям у Миуса. Литвяк и Буданова летали здесь наравне с мужчинами: при хорошей погоде часто делали по нескольку вылетов в день и, приземлившись, иногда не могли сразу вылезти из самолета — не оставалось сил, когда отпускало страшное напряжение боя. Валя Краснощекова запомнила, как иногда, после третьего или четвертого вылета им с Плешивцевой приходилось буквально вытаскивать обессилевших летчиц из самолетов.[448]Немцы в воздухе дрались уже не так, как год назад, но все еще были очень сильны.

У летчиков Баранова не осталось ни капли первоначального недоверия к девушкам, особенно к Литвяк, которую считали «хорошим средним летчиком».[449]В марте ее имя часто мелькает в документах полка — теперь уже 73-го гвардейского, так стал называться 296-й полк, получив гвардейское звание.

7 марта Литвяк «произвела вынужденную посадку на аэродром Сельмаш (на самом деле — Ростсельмаш), причина, как написал замполит, «выяснялась». До того как причина выяснилась (действительно имела место поломка), парни успели отпустить немало шуток: считалось, а может быть, так оно и было, что Лиля не сильна в технике. Еще помнили выговор, полученный ею от инженера полка, когда она пришла на аэродром на последних каплях бензина, не сделав поправок на скорость и направление ветра. «Эх ты, девка, — ругался инженер, — у тебя палка крутится, и ладно!»[450]Но очень скоро Лиля в который раз доказала, что смеяться можно над кем угодно, только не над ней. В конце марта статьи о ней вышли сразу в нескольких газетах.

«В течение 22, 23 и 24 марта полк производил вылеты по прикрытию города Ростова, — писал в очередном отчете политотделу армии майор Крайнов. — В момент налета неприятельских бомбардировщиков на гор. Ростов вели воздушный бой, в результате сбито 2 самолета противника типа Ю–87 и 1 Ю–88, подбит один Ме–109. В воздушном бою отличились: член ВКП(б) лейтенант Каминский (сбил 1 Ю–88, который упал в районе Городище), старший сержант Борисенко сбил 1 самолет противника Ю–87, комсомолец мл. лейтенант Литвяк сбила 1 Ю–87, член ВКП(б) герой Советского Союза капитан Мартынов подбил 1 самолет типа Ме–109». Дальше — снова о Литвяк. «Проявляя мужество, младший лейтенант Литвяк раненая произвела благополучную посадку на своем аэродроме, самолет ее подбит в воздушном бою и подлежит ремонту».

В более полном месячном докладе Крайнов отмечал, что «22-го марта комсомолка мл. лейтенант Литвяк смело вступила в бой с группой бомбардировщиков противника Ю–88, в воздушном бою была ранена, но, несмотря на боль, продолжала героически сражаться с противником и с короткой дистанции сбила Ю–88, вышла из боя только тогда, когда была пробита воздушная система. Так могут сражаться только дочери русского народа», — пафосно заканчивал Крайнов свой доклад о Лиле Литвяк.

Лиля становилась знаменитостью. О ней писала «Комсомольская правда». О ней написали в «Сталинском соколе» братья Тур — известные авторы пьес, в войну ушедшие на фронт корреспондентами. Конечно, они не могли в статье, озаглавленной «Девушка-мститель», не описать Лилю. «Лиле Литвяк — двадцать лет. Прекрасная весна девической жизни! Хрупкая фигура, золотые волосы, нежные, как самое ее имя Лиля». В статье рассказано и о том, как Лиля в третьем боевом вылете под Сталинградом сбила немецкого пилота, «награжденного тремя немецкими крестами», и о том, что она сейчас «слывет одним из отличных летчиков фронта», и о том, как, раненная, она спасла свой подбитый самолет. Отметив, что эта девушка чужда аффектации, авторы процитировали ее слова: «Когда я вижу самолет с крестами и свастикой на руле поворота, я испытываю только одно чувство — чувство ненависти. И мне кажется, что это чувство делает тверже мои руки, лежащие на гашетках пулеметов».

Статья сразу пошла в номер, и через день или два после того, как раненую Лилю привезли в ростовскую больницу, весь город уже знал о ней и ее подвиге. Лилю Литвяк навестили не только Катя, девушки-техники и ребята-летчики; в больницу приходили жители Ростова. О ней написала и городская, и областная газеты. Люди шли потоком, несли подарки и конфеты — несмотря на то, что у большинства после оккупации ничего не осталось.[451]Лиля, впрочем, в больнице не задержалась, через несколько дней уже вернулась в полк — с кучей подарков, счастливая, гордая, сильно прихрамывая: рана была несерьезная, в мягкие ткани бедра, но все равно давала о себе знать.

Ей бы нужно было остаться в больнице подольше, но она не захотела, и тогда «Батя» — а может быть, и сам Сиднев — предложил ей что-то, от чего она отказаться не могла никак: отпуск в Москве. Да еще с Катей Будановой, которой поручили сопровождать подругу.

Устроили проводы: «выпили и закусили мочеными яблоками, которые откуда-то привез Баранов», пели песни.[452]

Брату Лили Юре было пятнадцать лет, и приезд любимой сестры с фронта он очень хорошо запомнил. На следующий день после приезда Лиля, наговорившись с мамой, уже куда-то убежала, вернулась с двумя подружками. Потом «прибежала Катя Буданова», тоже успев побыть с сестрой и племянницей и накормить их привезенными продуктами. В комнате, где жила лилина семья, в тот день было шумно и весело, девушки крутили патефон, громко звучала «Риорита». Анна Васильевна штопала лилино белье и чинила форму.[453]