На встречах с преступниками, которые, казалось, были патологически неспособны контролировать свои порывы, и с элитными спортсменами, которым может очень дорого обойтись малейшее ослабление концентрации, Питерс узнал об эмоциях очень много. Он увидел, как тревога, страх и злость могут пустить нас под откос. И создал, по его собственным словам, до неприличия упрощенную рабочую модель наших эмоций{155}. Мне она ужасно нравится, потому что она ясно и даже слегка забавно описывает крайне сложные явления, справедливость которых подтверждена серьезными научными исследованиями. Питерс объясняет, что за наше психологическое самосознание отвечают три «мозга» – фронтальный, лимбический и теменной. Фронтальный мозг он называет Человеком, лимбический – Шимпанзе, а теменной – Компьютером. В Компьютере хранится память о уже использованных ответных реакциях – он тоже очень важен, но сейчас мы остановимся только на двух других.

Человек рационален и логичен. Когда мы думаем о самих себе, в нашем сознании возникает именно его образ. Именно Человек планирует наши действия и принимает финальные решения – а значит, теоретически именно он управляет нами. Однако в реальности дела обстоят несколько иначе. Шимпанзе руководствуется эмоциями, и, как настоящий примат, который раз в пять превосходит человека по силе, он легко берет верх над Человеком. Кроме того, он первым получает всю информацию – а стало быть, и реагирует первым. Это объясняет, почему наше поведение так часто не совпадает с тем, которое мы сами сочли бы верным, и не соответствует нашим благим намерениям. Если Шимпанзе входит в раж, у Человека не остается и намека на контроль.

Шимпанзе действует эмоционально и независимо от воли Человека. Характеристика Шимпанзе, которую дает Питерс, в чем-то напоминает Систему 1, которую мы обсуждали в главе 2, – она мгновенно вырабатывает решения и при этом может быть абсолютно нерациональной и основываться исключительно на бинарных оппозициях: черное – белое, плохое – хорошее. Однако восприятие Шимпанзе в теории Питерса несколько шире: у него больше чисто эмоциональных проявлений, и именно о них мы будем говорить далее в этом разделе. Мышление Шимпанзе катастрофично – он боится максимально неблагоприятного исхода и параноидально сканирует окружающую среду в поисках возможных угроз его безопасности или статусу.

Отчасти наша занятость и боязнь что-либо изменить подпитываются беспокойством, вызываемым катастрофическими, параноидальными мыслями Шимпанзе, – оно заставляет нас бояться ужасающих последствий, которые непременно постигнут нас в том случае, если мы не успеем доделать этот дурацкий отчет или пропустим в своем нескончаемом списке входящих писем что-то судьбоносное. Мы переживаем из-за того, что, стоит нам перестать носиться как угорелые, все вокруг станут нас осуждать. Или что, остановившись на мгновение, мы навсегда выбудем из этой беспрерывной гонки во имя признания и успеха. Едва мы услышим новости о перестановках в нашей компании, об увольнениях или экономическом кризисе, как начинаем в красках представлять самое ужасное будущее, которое нас теперь ожидает, и виним себя за то, что слишком плохо старались. Шимпанзе не успокоится до тех пор, пока мы не уработаемся до полусмерти – ему всегда мало того, что мы умудряемся выдавать на-гора. Точно так же, как средневековые феодалы возводили для себя крепостные стены из дерева и камня, Шимпанзе для верности обкладывается миллионами дел, готовностью работать все выходные и праздники, физическими проявлениями нашей изможденности – лишь бы никто не заподозрил неладное. Для Шимпанзе все это – подтверждение его трудолюбия и гарантия того, что он безопасно переживет трудные времена. Это защитная, оберегающая занятость, то есть установка на предотвращение.

Человек понимает, что ему нужно ставить важные дела выше электронного белого шума, что невозможно о чем-то подумать или что-то создать за пять секунд или на скорости 160 км/ч, что недостаток внимания отталкивает от него близких людей. Но он не может одолеть Шимпанзе, пока тот не угомонится. А сейчас, в столь напряженном и конкурентном мире, Шимпанзе не утихает почти никогда. И потому мы ждем, пока все «уляжется», но проходят годы, а ничего не меняется. Мы стойко держимся в строю, направляем всю свою энергию на показушную занятость – и утрачиваем все, что было нам дорого. Каждый вечер мы плюхаемся на диван и заглушаем боль вином и телевизором – Шимпанзе вполне нами доволен, но Человек знает, что это катастрофа.

Представьте, что перед вами картинки, на которых изображен лабиринт. В центре лабиринта мышка – это вы. Ваша задача вывести мышку на свободу. При этом на одной картинке на выходе из лабиринта нарисован кусочек сыра, а на другой изображена сова, кружащая над входом в ожидании добычи. Как думаете, что будет сильнее подгонять вас в поисках выхода из лабиринта – желание заполучить сыр или убежать от совы либо ни то, ни другое? Подозреваю, вы ответите, что разницы нет. Это же просто черно-белая картинка на листе бумаги – будь там хоть сыр, хоть сова, что от этого меняется? Но когда профессора психологии Рональд Фридман и Йенс Форстер провели этот эксперимент, они обнаружили, что мозг тех испытуемых, кто проходил лабиринт за сыром, генерировал после завершения опыта на 50 % больше новых творческих идей, чем мозг тех, кто убегал через лабиринт от совы{156}.

Давно известно, что страх и беспокойство делают нашу работу менее результативной, – но данный эксперимент показывает, что эти чувства влияют на нас даже тогда, когда мы их вовсе не замечаем. Слабо верится, что люди, которые спасались от совы, твердили про себя: «Нужно поторопиться, а то сова съест меня, о боже…» Однако каким-то образом Шимпанзе в их сознании начал нагнетать тревогу. В результате энергия, выделенная на работу префронтальной коры, была оттянута на иные нужды, внимание испытуемых сузилось, их способность охватить взглядом весь лабиринт сразу оказалась значительно снижена, и на выполнение задания им потребовалось больше времени.

Если перекладывать все это на наши трудовые будни, мы постоянно испытываем чувство, что за нашими действиями следят «совы» в лице начальства и коллег. И независимо от того, отдаем мы себе в этом отчет или нет, мы начинаем защищаться – в большинстве случаев под защитой подразумевается выполнение всех возможных поручений в самые короткие сроки, чтобы, не дай бог, кто-нибудь вдруг не оказался забытым и недовольным (и не важно, насколько эти поручения существенны). Помимо того, что такое поведение ввергает нас в беспросветную занятость, оно влечет за собой две другие проблемы, которые приводят к еще более нервозной, беспорядочной деятельности.

Во-первых, при повышенном уровне тревоги расходуются ресурсы нашей рабочей памяти, из-за чего скорость обработки информации снижается и мы начинаем думать медленнее. Когда нами владеют сильные эмоции, у нас даже падает коэффициент IQ{157}. При такой заторможенной деятельности всех систем нам приходится тратить на задания больше времени и делать меньше перерывов в работе, чтобы хоть как-то уложиться в график.