Мировая общественность растерялась. Фактически «Мы» признали, что никакой добровольности не подразумевалось с самого начала. Бывший Президент Североамериканского Союза, отдыхающий в своем загородном доме, только пожал плечами: «Я же говорил, расслабьтесь».

Зачем тогда весь этот фарс с пирамидками? Ответ был таков: «Мы» не хотели сеять панику и пытались соблюсти ваши приличия до определенного предела. Но наша миссия должна быть выполнена. Теперь вода очищена, Изменения завершены, самолеты могут взлетать, а «Мы» закончили свои дела на Земле и готовы ее покинуть. На каждом континенте останется по одной розовой пирамидке для наблюдения. Не пытайтесь их уничтожить – вы уже выяснили, что они неуязвимы для вашей техники. Берегите себя».

И они улетели.

К первому июля Земля была абсолютно свободна и потихоньку возвращалась к нормальной жизни.

Мардж проснулась и некоторое время не поднимала век. Она хотела бы увидеть над собой невысокий потолок комнаты, в которой провела последние три месяца, стены, обшитые светлым деревом, радужный отблеск, отбрасываемый высоким стаканом с водой, что стоял на столике у кровати. Хотелось проснуться в позавчера, когда мир еще не изменился. Но вместо этого пришлось открыть глаза и увидеть всю ту же больничную палату.

«И самое неприятное, – подумала Мардж, – что я упустила единственную возможность похудеть. Не будь я такой упрямой или сними дом поближе к цивилизации… с централизованным водоснабжением, а не с собственным артезианским колодцем и запасом канистр из супермаркета.

Вообще-то она никогда особенно не тяготилась полнотой, разве что в ранней юности, когда Брюс при каждом удобном случае тыкал ей в нос худобой Долли. Но потом полюбила свои широкие бедра, тяжелые груди, все эти плавные изгибы, ямочки, складочки и нежные места, от которых у мужчин заходилось сердце. Все-таки небольшой мягкий живот женщину не испортит, что бы там ни говорили любители стиральных досок.

Но ей совершенно не улыбалось стать изгоем, «мисс Величайшая Задница Мира»…

После короткого стука, не дожидаясь ответа, вошла доктор Розенталь. Сегодня – без очков и «скафандра», в простом белом халате. Значит, они убедились, что Мардж не опасна.

– Доброе утро, Мардж. – Доктор Розенталь мягко улыбнулась. Она казалась довольно приятной женщиной теперь, когда не была напугана.

– Доброе, – вяло откликнулась Мардж.

– Нет, в самом деле, есть хорошие новости. Мы проверили ваш рассказ, признаюсь, поначалу он показался мне довольно необычным… три месяца в заточении, пропустить все это, – она сделала неопределенный жест.

– Знаете, Карен, – Мардж прочитала ее имя на бейджике, – уж кто бы говорил. То, что рассказали мне вы, не в пример страннее.

– Согласна. Но разница в том, что мои слова может подтвердить кто угодно. А нам пришлось связаться с домовладельцем, агентом – вы ведь не против? – и с некоторыми вашими друзьями. Они передают приветы, Мардж.

– Прекрасно. Значит, я могу уехать отсюда хоть сейчас?

– Теоретически.

Мардж грустила, она устала от недомолвок и была слишком подавлена для пикировки. Поэтому всего лишь приподняла правую бровь и подождала, пока доктор Розенталь объяснится.

– Мы уладим формальности, за вами прилетит вертолет и доставит, куда пожелаете.

– А к чему этот цирк? Неужели нельзя пригнать мою машину?

– Я вчера не успела сказать, мы… эээ… несколько в другом штате, на крайне охраняемой территории.

– Ничего себе! То есть после обморока меня отволокли на секретную базу, откуда можно выбраться только с завязанными глазами и подпиской о неразглашении?

– Вы недооцениваете происшедшее – и с вами, и с остальным миром. Вы, кажется, единственная неизмененная женщина на планете. Другая, не такая, как все. Мы больше не боимся неизвестной инфекции, которую вы могли бы переносить, но мы боимся за вас, Мардж. Никто не знает, как отреагирует человечество на вашу инакость. Люди взбудоражены.

– М-да, судя по тому, что мне вчера насказали, те похудательные капельки были не единственным тайным воздействием инопланетян. Сдается, они немножко пригасили население – уж очень покладисто народ принял их байки.

– Вы бы видели этот покой в Первые сутки!

– Но потом? Не думаете, что люди слишком легко смирились с чужаками?

– Хорошо соображаете, Мардж.

– Не жалуюсь. Вот, а теперь, когда они улетели, начнется неслабый отходняк. И мне, пожалуй, есть чего опасаться, вы правы.

– Рада, что вы понимаете всю сложность ситуации.

– Я, наверное, вернусь в дом, он оплачен до октября. Боюсь, мне не вынести вида городских худышек в летних платьях… И к тому же нужно писать книгу.

– Это разумное решение. Нам проще будет вас охранять. Запасы пищи в доме пополнят сообразно вашим пожеланиям.

– Эй, с чего это правительство взялось обо мне заботиться?

– Правительство обязано заботиться о каждом гражданине страны.

– Карен. Я устала, перепугана и по-прежнему немного не в себе. Не лгите и выкладывайте начистоту.

Доктор Розенталь помолчала, что-то мысленно взвешивая. Потом пристально посмотрела в глаза Мардж и тронула себя за ухо. Настойчиво потянула мочку.

– Дорогая, я вижу, вам уже невмоготу больничные интерьеры, но вы еще не совсем здоровы и нуждаетесь в поддержке и квалифицированном наблюдении. Хотите, я полечу с вами и некоторое время поживу в том чудесном доме? Насколько мне известно, в нем две спальни.

Мардж задумалась. Можно ли доверять этой женщине? Стоит ли добровольно сажать себе на хвост соглядатая? Где-то наверху, видимо, спятили и всерьез считают ее важной персоной, и следует хорошенько во всем разобраться. А без поддержки, в самом деле, нелегко.

Вздохнула и ответила:

– Буду счастлива, Карен.

Мардж впервые летела на вертолете (по крайней мере, будучи в сознании), было безумно страшно, поэтому почти все время сидела, вцепившись побелевшими пальцами в подлокотники. Во дворе ее дома не нашлось места для посадки, поэтому они приземлились на соседнем холме. Мардж вывалилась из кабины прямо в руки сопровождающему их военному и, несмотря на дурноту, отметила, что мальчик в форме напрягся. «Противно ему, наверное, толстуху щупать, – подумала печально, – да и весу в нем маловато, тяжело этакую массу удерживать». Чем больше видела измененных мужчин и женщин, тем сильнее нарастало отвращение к своему телу. А ведь раньше спокойно рассматривала манекенщиц, танцоров и прочих недокормышей – потому что всюду разгуливали такие, как она, Мардж, нормальные аппетитные женщины с боками и сиськами. Но теперь, став экспонатом кунсткамеры, сохранить достоинство не смогла.

Отвлекшись от мрачных мыслей, огляделась. Что это?! Неподалеку от дома вырос небольшой палаточный лагерь, ворота распахнуты, суетятся люди в камуфляже.