– Вы слишком превозносите мой скромный труд. Любой опытный хирург мог бы совершить то же самое.

Однако похвалы звучали еще долго после того, как он вышел из операционной. Вымыв руки и переодевшись, он тотчас же наведался к Адди.

– Операция закончилась успешно, миссис Блэндингс. В течение года ваш муж, образно говоря, переродится. Я сумел устранить расщепление позвонка, сшить порванные связки. И уверен, что нервные окончания теперь срастутся. Здоровая ткань обычно заживает сама.

– Стало быть, теперь это только вопрос времени?

– Боюсь, что не только. После того как месье Блэндингс оправится от операции, я хочу, чтобы он пробыл по крайней мере два месяца в клинике Барноу в Цюрихе. К сожалению, доктор Барноу ввел у себя строгие правила. Самое главное из них то, что в течение первого месяца все посещения запрещаются.

– Ну что ж, значит, так и будет.

Когда Джон оправился настолько, что смог сидеть и вести серьезный разговор, Депре сообщил ему, что через три недели он будет отправлен в Цюрих. Джон пришел в ярость, когда узнал, что жена не сможет посещать его в течение месяца.

– Мы должны смириться с этим запретом, Джон, – попробовала успокоить его Адди. – Важнее всего твое выздоровление. Мы проведем врозь всего несколько недель. Это вполне можно стерпеть.

– Где ты будешь все это время? Чем займешься? – выпалил Джон.

Адди рассмеялась. – Боюсь, за это время я успею потратить много твоих денег, дорогой. Когда я в последний раз посещала Париж, Я была девочкой с довольно умеренными вкусами. Но теперь я сильно изменилась. Когда я брожу по улицам, заглядываю в витрины, где выставлено множество всяких безделушек, у меня так и чешутся руки что-нибудь купить. Понимаю, что собираюсь вести себя как самая заурядная особа, но иногда мне так хочется удовлетворять свои женские прихоти. Джон усмехнулся:

– Мне нравится, когда ты ведешь себя так свободно. Клянусь Юпитером, это замечательная идея. Ты будешь мотать деньги так, что тебе позавидуют даже во дворце Тюильри. Покажи им, что такие дикари, как мы, тоже умеют пускать пыль в глаза. – Он перешел на заговорщицкий шепот: – Осталось совсем недолго ждать, когда я смогу любоваться моей женой в роскошных туалетах и испытывать при этом то удовольствие, которое испытывает настоящий мужчина. И не только в нарядах, но и без них. Подойди ко мне, милая.

Для человека, только-только перенесшего серьезную операцию, он был необычайно силен. Он притянул ее к себе на постель и крепко обнял. Поцеловал в губы. Она почувствовала, как в нее вливается электрическая сила его желания – ее плоть откликнулась на этот страстный призыв.

Его пальцы сжали ее грудь, ей трудно было сопротивляться, но здравый смысл все же восторжествовал:

– Пойми, Джон, мы в больнице. В любой момент сюда может кто-нибудь зайти. К тому же доктор Депре не одобрил бы такой прыти!..

– К черту доктора Депре! На, пощупай. – Он сунул ее руку под одеяло, чтобы она могла убедиться: его мужская сила воскресла. – Что ты обо мне теперь думаешь, моя дорогая женушка? – спросил он с нескрываемой гордостью.

– Я думаю, что мне пора идти, пока нас не застукали на месте преступления.

Она встала с кровати и попятилась подальше от его требовательных рук.

– Адди, дорогая…

– Нет, Джон. Я не переменю своего решения.

– Всего один поцелуй.

– Ну хорошо. – Подойдя к кровати, она нагнулась и поцеловала его с сестринской нежностью. – А теперь отдыхай. К вечеру я вернусь.

У крыльца больницы она столкнулась с доктором Депре, который только что вышел из экипажа. Он приподнял свой шелковый цилиндр:

– Мадам Блэндингс! Ну, как наш пациент сегодня?

– Просто поражает меня. Я верю, что скорость его выздоровления превзойдет все ваши ожидания, доктор Депре.

– И меня тоже он поражает, – со смешком произнес доктор. – Никогда не встречал человека с более сильной волей и страстным желанием встать на ноги. – В его глазах блеснула галльская лукавинка. – Разумеется, с таким стимулом, как вы, дорогая госпожа, это вполне объяснимо.

– Спасибо, доктор. – Она рассказала ему о своем намерении остаться в Париже на все то время, пока Джон будет лечиться в отделении физической терапии в клинике Барноу.

– Прекрасная идея. Но не будет ли вам одиноко в этом большом городе?

– Думаю, нет. Париж такой теплый, такой чудесный город. Я чувствую себя здесь как дома.

– Рад за вас, мадам. Конечно, такой красавице, как вы, не составит труда завести себе друзей. Но я должен торопиться на обход. Говорить с вами – огромное удовольствие. – Он вновь приподнял цилиндр и взошел на крыльцо. Вдруг резко обернулся и окликнул ее: – Да, мадам Блэндингс, чуть не забыл. У вас ведь есть друг в Париже. И притом – старый друг.

– Друг? И кто же это?

– Полковник Уильям Лайт.

– Уильям? Уильям Лайт в Париже? Просто не верится…

– Полковник занимает сейчас пост военного представителя английского премьер-министра. А перед этим он состоял в личной свите Веллингтона.

– Какая приятная неожиданность. Я так давно не видела Уилла Лайта. Знает ли он, что я в Париже?

– Да, я взял на себя смелость сказать ему, где вы остановились. Вчера вечером я встречался с ним в своем клубе. Когда мы заговорили о его назначении на пост главного картографа Австралии, я сказал, что одним из моих пациентов является весьма влиятельный австралийский господин. Вот тогда и выяснилось, что вы все близкие друзья.

Возвращаясь в экипаже в отель, Адди думала об Уильяме Лайте. Она всегда испытывала сильное влечение к этому высокому, стройному человеку с красивым смуглым лицом и пылающими черными глазами. Зажмурившись, она увидела его так ясно, словно он стоял перед ней.

Теперь, когда он знает, где она остановилась, навестит ли он ее? Конечно, навестит. Этого требует элементарная вежливость. Ее предположение оправдалось. Едва войдя в комнату, она увидела, что горничная ставит в вазу великолепный букет роз на длинных стеблях – красные, белые и желтые цветы и лишь одна – черная, в самом центре.

Девушка сделала книксен и улыбнулась:

– У мадам есть поклонник.

Она вручила Адди запечатанный конверт. Притворяясь равнодушной перед любопытной горничной, она вскрыла конверт и прочитала вложенную в него записку.

Дорогая Адди!

Кажется, на этот раз в Париж меня привела высшая цель. Я зайду к вам сегодня же в семь часов вечера, мы поужинаем и предадимся воспоминаниям.

Ваш покорный раб

Уильям Лайт.

– Мадам довольна? – спросила горничная с улыбкой, и Адди вспомнила Мишель. Она хотела, чтобы ее личная горничная сопровождала ее во Францию, на свою родину, но колониальные власти не разрешили ей выехать из Нового Южного Уэльса до истечения срока приговора.