– Да, но чем питалась ваша уверенность именно в таком исходе дела? – с любопытством воскликнул Вильчевский.

– Наш банкирский дом знал, что крупнейший в мире концерн «Ройял Дэтч Шелл» вложил огромные деньги в кавказскую нефть. Кроме того, и это, пожалуй, самое главное, нам стало известно, что глава концерна сэр Генри Детердинг вел в эти дни конфиденциальные переговоры с Ллойд Джорджем… Музыку заказывает тот, кто платит. – Фролов усмехнулся.

Вильчевский озадаченно глядел на гостя. То, что он рассказал ему сейчас, было на первый взгляд просто, но вместе с тем потрясло масштабностью. С каким размахом ведет свои дела банкирская контора «Борис Жданов и К°»! Человек, получающий информацию о переговорах между первыми людьми Британской империи, невольно вызывал уважение. Такие люди нужны армии, испытывающей нужду во всем, вплоть до кальсон.

Однако сейчас Вильчевского интересовало суровое настоящее: генерал Лукомский писал, что этот Федотов способен свести на нет скандал с Сергеевым. Но Фролов об этом главном помалкивал, пришлось начинать неприятную тему самому:

– Генерал Лукомский, как я понимаю, посвятил вас в суть истории, в которую мы попали по милости афериста Сергеева?

– Да, – подтвердил Фролов. – И, признаться, крайне удивлен, как можно было не раскусить этого проходимца сразу… Впрочем, сокрушаться не время, надо спасать положение. Я готов. Но сначала выслушайте меня. – Фролов уселся поудобнее. – Я коммерсант, Павел Антонович, и, если бы вам сказал, что помогу бескорыстно, это была бы неправда. В мире никто никому ничего бесплатно не делает. Другое дело – услуга за услугу.

– Я вас слушаю.

– Банкирский дом, совладельцем которого я состою, хотел бы вложить кой-какой капитал в торговлю с правительством вооруженных сил Юга России. Поле деятельности у нас широкое – мы хотели бы закупить то самое, обещанное Сергееву, ненужное флоту имущество: старые пароходы, транспорты, портовые механизмы, землечерпательные караваны… Платить будем, конечно, в твердой валюте. Ну а что касается злополучного документа, то он будет вручен вам сразу после того, как с нашим банкирским домом вами будут подписаны договоры.

– Это называется: из огня да в полымя, – покачал головой Вильчевский. – Избавившись от одной скандальной истории, мы попадем в другую. Извините за солдатскую прямоту, господин Федотов, но я не вижу гарантий!

– Они есть. Во-первых, на наших с вами договорах уже не будет столь неосторожной визы главнокомандующего, похожей на мину замедленного действия. Во-вторых, не в интересах нашего банкирского дома, чтобы об этой сделке узнали союзники.

– Да, но если Сергеев тем не менее… – неуверенно начал было Вильчевский.

– Он ничем больше не напомнит о себе! – решительно и жестко сказал Фролов. – Я повторяю: и в этом, и во всем другом мы гарантируем строжайшее соблюдение тайны.

«Вроде бы действительно порядочный человек, – подумал Вильчевский. – Не согласимся – потеряем важного делового партнера. Останемся в окружении жуликов-торгашей…»

Вслух он сказал:

– Что в связи с вашим предложением я должен сделать?

– Для начала я просил бы вас передать генералу Артифексову послание главы нашего банкирского дома. И провести предварительные переговоры. Что же касается меня, то я в любой момент готов предъявить свои полномочия. Хочу, чтобы вы также знали: наибольший интерес для нас представляют землечерпательные суда – послевоенная Европа нуждается в них столь сильно, как наша армия – в твердой валюте.

– Хорошо, – расслабляясь в кресле, сказал Вильчевский. – Надеюсь, и все дальнейшее будет в рамках закона… – Он подумал, что слова его звучат слишком неопределенно, и сказал доверительно, – я принимаю ваше предложение, Василий Борисович. Но вот что… Пусть это соглашение будет нашей с вами тайной. Мне бы не хотелось лишних на этот счет разговоров – они так быстро превращаются в грязные сплетни!

– Можете быть уверены на этот счет, Павел Антонович.

Проводив Фролова, Вильчевский достал из сейфа папку, в которой хранились документы, имевшие самое непосредственное отношение к только что завершившемуся разговору. Нашел докладную записку адмирала Саблина – командующего Черноморским флотом, – составленную еще при Деникине. Адмирал явно переусердствовал. В посланном им списке «судов, ненужных флоту», числились линейные корабли «Иоанн Златоуст», «Синоп», «Евстафий», крейсер «Память Меркурия» и пятнадцать миноносцев.

Всего же в списке насчитывалось около пятидесяти пароходов и транспортов. И еще командующий флотом сообщал в своей докладной:

«…мощные землечерпательные караваны Черного и Азовского морей находятся в полной исправности, представляют огромную ценность и подлежат немедленной эвакуации из портов Крымского побережья. В противном случае мы будем вынуждены и впредь неоправданно затрачивать огромные средства на сохранение и поддержание караванов в исправности при вынужденном бездействии их».

На эту докладную он, Вильчевский, ничем не рискуя, и будет ссылаться, рекомендуя правительству вооруженных сил Юга России вступить в деловые отношения с банкирским домом «Борис Жданов и К°»…

Вильчевский знал: под словом «эвакуация» подразумевалась распродажа – казне нужна валюта! Прежде так говорили в ближайшем окружении Деникина, теперь – в ближайшем окружении Врангеля. За плечами адмирала несколько сот тысяч людей. Что будут делать они, если наступит черный день эмиграции?

Не дай бог, чтобы этот черный день настал. А уж если не суждено минуть его… Тогда остается лишь похвалить себя за то, что согласился помогать банкирскому дому «Борис Жданов и К°»!

Несколько дней по возвращении из Джанкоя Наташа не находила себе места. Что еще можно предпринять, чтобы выручить Красильникова? Из всех людей, кому она доверяла, с кем могла посоветоваться, в городе остался только смотритель маяка Федор Петрович Одинцов. К нему она и направилась.

Выслушав рассказ о поездке в Джанкой, Федор Петрович назвал всю эту затею глупостью, которая еще неизвестно чем обернется. Одинцова удивляло, что Наташу не взяли еще там, в Джанкое, как только она заговорила со Слащовым о Красильникове. Смотритель посоветовал ей сменить адрес и понаблюдать, не ведется ли за ней слежка.

Страхи Федора Петровича казались Наташе преувеличенными. Видимо, именно потому ее и не арестовали, что Красильников попал в Джанкойский лагерь по ошибке – иначе Семен Алексеевич не стал бы посылать ей записку, подвергать откровенному риску. И все же что делать – было непонятно.

Хлопнула входная дверь, в прихожей раздались шаги.

– Наташа, ты дома? – это был голос Мити Ставраки.

За окнами быстро густели сумерки, в комнате было уже темно. Следовало бы зажечь лампу, но ей не хотелось вставать с дивана и вообще двигаться – такое вдруг нашло отчаяние…

– Что же ты в темноте сидишь? – Митя нащупал лампу, зажег ее. – Я даже подумал, тебя нет дома… Ну, как ты?