Платье колышется в лунном свете, волосы взлетают над плечами, мелькают пополневшие белые бедра. Эмма пускается бежать.

Ко мне. От меня.

Снова ко мне?

Домой.

сейчас

Звонит ее сотовый телефон. Эми давно уже не звонит никто, кроме Ронни. Может, появились новости по делу? Она смотрит на входящий номер – он не определился, – но все равно отвечает. Говорит: «Алло», однако в горле лишь что-то булькает. Она отключает звук, а потом снова включает и заставляет себя заговорить.

– Кто это?

Она уже устала от оскорблений, издевательств и клеветы. Ей хочется только одного – исчезнуть и начать новую жизнь на пепелище этой.

Раздается шуршание, а потом голос, негромкий, но уверенный, и Эми падает на колени. Все, в чем она была так уверена, уносится прочь, как воздушный змей, подхваченный торнадо. Она слышит радостный детский голосок, звуки и слоги, перемежаемые смехом.

Ее дочь жива.

На линии раздается треск, и вместо дочери говорит женщина:

– Вы должны знать – ваша дочь цела и невредима. Более того, она счастлива.

Устанавливается тишина, они обе пытаются понять друг друга. Испытывают. Выжидают. Готовятся дать отпор. Эми хочет задать миллион вопросов. Эмма здорова? Ее увели силой? Или она убежала? Эта женщина ее нашла? Чем Эмма занималась все это время?

Но она молчит.

– Так, значит, с ней все хорошо. Она невредима.

Это не вопрос, потому что, судя по теплому и обнадеживающему голосу женщины, та неспособна обидеть ребенка. Эми во многом ошибалась, но уверена, что в этом права.

– Невредима? Безусловно. Я никогда бы не причинила ей вреда. Она убежала, и я ее нашла… Но она не хочет возвращаться домой.

Эми душит ледяная правда. Дочь не хочет возвращаться домой. Снова появляется прежняя Эми, щеки начинают алеть и полыхать. Кем себя возомнила эта женщина? Какое она имеет право?

– Тогда зачем вы звоните?

Она слышит вздох, а где-то на заднем плане визжит и смеется Эмма. Эми мысленно прокручивает в голове последние месяцы: расследование против нее, в конце концов, захлебнувшееся; последняя наводка, которой до сих пор занимается полиция. И ее новообретенная свобода. Все встает на свои места. Эта женщина. Телефонный звонок. И ее собственное решение. Ей не хватает воздуха.

– Я должна вас спросить… – снова говорит женщина.

Внутри Эми рвется какой-то тугой узел, и что-то скользит в кишечнике. Она пытается взять себя в руки. В ушах гудит. Сердце колотится. Она ждет.

– Я хочу оставить Эмму у себя. Дать ей достойную жизнь.

От такой наглости Эми готова сорваться и дать волю гневу, который с таким трудом научилась обуздывать.

– Как вы смеете просить о таком? Да кем вы себя возомнили?

– Я привезла ее домой, – говорит женщина. – Но она вернулась ко мне.

Вокруг набухает тишина.

– Ох…

Единственное слово, которое удается найти Эми в своем богатом лексиконе. Две буквы застревают в горле, душат ее. Эта женщина привезла Эмму домой. И та предпочла своей семье чужого человека.

Эми переваривает эту истину, прежде чем заставляет себя что-то произнести. Она надтреснуто откашливается. А женщина ждет. Такое чувство, что может прождать целую вечность, если придется.

Эми медлит и оглядывает кухню маленькой съемной квартиры. Ричард получил опеку над Робби. Мальчик даже не будет помнить сестру или это безумное время. У него есть шанс прожить нормальную жизнь. Дом продается. Вскоре Эми получит достаточно денег, чтобы начать все сначала. Сейчас решающий момент, ее шанс. Она уже сделала шаг к новой жизни. Нужно только придерживаться плана.

Она прочесывает кухню в поисках шоколадных конфет, которые нашла, когда убиралась в комнате Эммы, и взяла с собой. Как память. Она достает конфету из стеклянной банки, разворачивает тонкую фольгу и закидывает шоколадку в рот. Сосет ее, пока сахар и какао не плавятся, прилипая к зубам как глина.

Нужно принять решение, и быстро. Забрать Эмму или отпустить? Двигаться дальше или воспользоваться вторым шансом стать матерью, какой следовало быть?

Она смотрит на телефон в руке, закрывает глаза и снова открывает. Ответ приходит ошеломляюще быстро, и все тело расслабляется, успокаивается и теплеет.

Эми свободно выдыхает, возможно, в первый раз за несколько месяцев.

Она знает, как поступить.

– Оставьте ее себе, – говорит она резко, почти кричит, и та женщина наверняка отдергивает трубку от уха.

Голос женщины дрожит, когда она произносит:

– Что вы сказали?

– Я сказала, что можете оставить ее себе.

Она закрывает глаза и вспоминает ужасные слова, которые сказала дочери, пощечину и пять лет, предшествующие пощечине, и десятилетия еще до рождения дочери.

– Вы уверены?

Уверена ли она?

– Да.

Эми слышит на линии щелчок и удивляется такой скупости незнакомки. Она-то рассчитывала на долгий разговор. Быть может, они договорятся, что Эми будет в курсе жизни дочери или даже однажды увидится с ней. Она роняет телефон, а вместе с ним отпускает и все последние месяцы, расследование, неуверенность, развод, болезненные годы жизни с дочерью, беременности, несчастье – в общем-то всю свою жизнь.

Она только что отдала дочь незнакомке.

По венам разливается вина, но исчезает так же быстро, как и появилась. Эми поступает правильно. Она чувствует это спинным мозгом. Она глотает последний кусочек шоколада, вытирает губы рукавом, кладет телефон в карман и продолжает жить дальше.

эпилог

Год спустя…

Эмма бьет по футбольному мячу, и тот взмывает в воздух. Ее подбадривают криками – родители, друзья, тренер. А собачка тренера по кличке Рогожка всегда лает, когда играют дети.

Когда мяч приземляется, Эмма бросается бежать со всех ног, надеясь забить гол. Она снова бьет по мячу и сталкивается плечом с Анджелой, другой девочкой из команды. Нацеливает мяч в ворота, но промахивается, и волна разочарования ударяет под дых. Но Эмма бежит дальше, потому что так ее учили, и завершает игру. Ее команда выигрывает. Они победили!

Она не торопясь идет к кружку родителей, которые поздравляют своих детей. Эмма выискивает лицо в толпе.

– У нас получилось! Мы победили! Ты видела? Видела?

– Конечно, видела! Ты молодец!

Она обнимает Эмму и говорит, что после обеда они пойдут есть мороженое. Эмма машет на прощание друзьям – Джейми, Фрэнни, Клер, Элис – и стирает пот со лба.