мы квиты, – произносит Аарон несколько минут спустя, прижимая к губе упаковку замороженного горошка.

– Квиты за что? – ворчит Ро с другого конца кухни. Он еще не остыл.

Мы вкратце объясняем присутствие Аарона в доме. Говорим, что он покинул «Детей Бригитты». Аарон, останавливая кровотечение, рассказывает Ро о том, как испытал серию прозрений. Прозрений, приведших его к мысли о том, что, возможно, смысл жизни вовсе не в том (как он думал раньше), чтобы манипулировать уязвимыми людьми и заставлять их из чистого страха верить в устаревшую доктрину. Про Мэтью он не говорит ни слова. Момент для этого сейчас не кажется подходящим.

Для Ро его объяснений недостаточно. И он с отвращением – возможно, оправданным – осуждает нас за то, что мы так легко согласились с Аароном. Глаза его сверкают, отражая недоумение и боль.

– Вы же обе были там, – говорит он мне и Фионе. – Вы были в «Кипарисе», когда он устроил переполох.

– Я знаю, – говорю я. – И мне это тоже не нравится, но… он слишком много знает, и он может помочь нам…

– И что? Он теперь наш друг?

– Нет, – отвечаем мы одновременно с Лили и Фионой.

– Поверить не могу, – качает головой Ро.

Мне вдруг в голову приходит одна мысль.

– Погоди… а во что ты не веришь, Ро?

Глаза его расширяются, будто он не может поверить, в кого я превратилась.

– Что ты… ты можешь допустить мысль о том, чтобы находиться с ним в одном доме?

Он смотрит на стол с курицей и хлебом.

– И даже спокойно ужинать с ним?

– Почему?

– Потому что он жестокий гомофоб, который манипулирует людьми, – он прищуривается, переводя взгляд на Аарона. – Потому что с ним связано практически все плохое, что произошло в городе за минувший год.

– И как именно? – не унимаюсь я. – Расскажи, как именно он манипулирует людьми?

– Потому что он чертов сенситив, Мэйв. И ты это знаешь.

Я не могу сдержаться. По моему лицу расползается широкая улыбка, словно разбитое яйцо по сковороде.

– Сенситив, – повторяю я, стараясь не поддаваться головокружению. – И что же это такое?

Ро настолько разозлен, что яростно выпаливает одно слово за другим:

– Человек, который больше других связан с магией земли. Поэтому ты смогла вызвать Домохозяйку и…

Он хлопает себя по рту ладонью, на пальцах которой сверкают три кольца.

– О боже, – задыхается он. – О боже, о боже…

Я подхожу к нему, обнимаю и крепко прижимаю к себе. Ро крепко хватает меня за талию и держится, как будто вот-вот утонет.

– Извини, – шепчет он сквозь слезы. – Извини. Прости меня, прости.

На несколько секунд все остальное отходит на задний план, остаемся только мы с ним. Два школьника в подземном переходе. Два ребенка, прячущиеся под кроватью. Два человека, которые в буквальном смысли пожертвовали жизнью ради другого.

– Ты вернулся, – бормочу я, уткнувшись носом в его волосы. – Ты вспомнил?

– Только сейчас, – отвечает он, отстраняясь от меня. – Когда увидел…

Он неопределенно машет в сторону Аарона.

– Тогда почему ты здесь?

– Я… я поговорил с Хонор. Обо всем. О том, как, по моему мнению, ты преувеличивала, рассказывая про всякие магические штуки, или использовала их, как механизм преодоления травмы. И… и она просто посмотрела на меня и сказала, что неважно, механизм преодоления это или нет. Я должен быть рядом с тобой. И… не знаю. Я как бы просто проснулся. Понял, что неважно, во что я верю или не верю. Главное, чтобы ты была в безопасности.

– Значит… ты бросил тур?

– Всего лишь на один день, – слабо улыбается он. – А когда не застал тебя ни в твоем доме, ни у Фионы, ни у себя, то подумал, что остается единственное место.

Я снова обнимаю Ро, и теперь он кажется мне более плотным и реальным, чем в последние месяцы. Прижав свои губы к его губам, я ощущаю себя человеком, который только что поел после нескольких недель голодания.

Нуала кашляет.

– Рада, что ты вернулся в команду, Ро.

37

Пятница кажется темным вихрем, лишенным всяких признаков времени года. К трем часам дня на улице уже стоит тьма, птицы маниакально щебечут, сходя с ума от настолько раннего заката. К половине пятого школа пустеет. Я освобождаю свой шкафчик, как будто ухожу на обычные выходные – каждое мое движение медленное и обдуманное.

«Скоро» – стучит у меня в висках.

Скоро.

– Мэйв, – раздается позади меня голос мисс Бэнбери. – Полагаю, сегодня ты остаешься после занятий.

Я оборачиваюсь. Вот она, стоит прямо передо мной. В той же длинной юбке. В тех же армейских ботинках. Но лицо у нее – лицо изменилось. Теперь оно желтушное, с морщинистыми пятнами, как у перезрелого банана. Как стены в ее кабинете. Скулы острые, хотя, может, они всегда были такими. Просто я не замечала, когда она мило улыбалась мне.

– Хорошо, идем, – говорю я резко.

И на мгновение меня охватывает ужас. Такой, какой я не должна ощущать. Я должна ощущать возбуждение от того, что мы устраиваем засаду, о которой она, скорее всего, не в курсе. Наша встреча не должна походить на запланированный заранее боксерский поединок.

Я следую за ней в Душегубку, закрываю дверь и сажусь.

Прямо сейчас Манон выпивает зелье связывания.

Прямо сейчас Ро взламывает замок на главных воротах наверху.

Прямо сейчас Лили выводит из строя охранную систему и камеры.

Прямо сейчас Нуала произносит заклинания. Прямо сейчас Аарон…

И тут я ловлю на себе ее взгляд, и в голове у меня проносится ее внутренний монолог.

«Я-то думала, что это я так хорошо справляюсь со своей работой, но если Бранум смог убедить ее в том, что он стал каким-то исправившимся христианином, придерживающимся новых для себя ценностей, то она и вправду идиотка».

Я застываю. Слово «идиотка» звучит как царапанье металла по стеклу.

«Сейчас, наверное, он обманывает тех детей наверху».

«Нет, – думаю я. – Она блефует. Она хочет задурить мне голову».

– К тебе вернулась сила, – говорит она вслух. – Поздравляю.

– Вы же знаете, что вернулась. Я не глупая, – говорю я так, как будто на самом деле верю в это. – Что значит «отчеканивает»?

И тут я вспоминаю нечто вроде монетки на шее Манон и понимаю.

Она пожимает плечами.

– Чайные пакетики, волосы… Все это… безвкусно, пошло. Неточно. Размыто. Монеты облегчают дело.

– Значит, сейчас вы делаете эти штуки для всех нас?

– Мы делаем такие штуки для многих людей. И даже делаем людей.

Я напоминаю себе, что нужно сохранять спокойствие. Напоминаю, что я и должна сейчас находиться здесь. Напоминаю себе, что это сестра