Владимир, оглядев лицо старика по которому из носа сочилась кровь на подбородок и шею, и с брезгливостью спросил:

— И какая сука навела на меня, жид-неудачник. Давай говори. Чего уж теперь терять? Скажешь, может, и отпущу, доживать. Сколько тебе осталось…

— Мало, таки очень мало… — непонятно к чему сказал Штейн.

Но Владимир расслышал и спросил с удивлением:

— Так ты жид-камикадзе? Чем-то болен вот тебя на меня и натравили, что бы не зря сдох?

Покачав головой, старик сказал с насмешкой:

— Жизнь — не болезнь… но от нее таки умирают, да. И вы от нее молодой человек умрете. Или уже поверили в свою божественность и вечную жизнь? Не выйдет.

Владимир, улыбаясь, осмотрел старика и вспомнил что с этим народцем надо вести себя по-другому. Это же не люди. С ними нельзя разговаривать как с людьми. Иначе начинаешь верить, что они тоже достойны места под солнцем. Все шире и шире довольно улыбаясь, Владимир, сказал державшим Штейна парням:

— Разденьте-ка его.

Пока старика раздевали, Владимир спросил еще раз:

— Так ты скажешь, кто тебя навел на меня? Давай говори, а то ведь больше и не спрошу. Ты мне все сам расскажешь.

Но старик, раздетый по пояс стоял и молча глядел на улыбающегося «патриота». Покачав головой, Владимир сочувственно сказал:

— Старик ты сам напросился. — Обращаясь к своим, он потребовал: — Снимайте с него брюки. Сейчас я покажу, как надо делать настоящее обрезание евреям. Странно, почему им так в детстве не делают. Может они бы и не плодились.

— Не стоит мальчик. — Сказал опрокинутый на пол Штейн. — Ты ведь не знаешь, кто к тебе придет следующим уже за меня отомстить. Убить убей… А глумление тебе не простят.

Это заявление заставило рассмеяться всех в комнате. Тщедушный жалкий обнаженный старик, лежа на полу, диктовал их Вождю, что ему делать, а что нет.

Владимир брезгливо толкнул от себя ногу старика и приказал:

— Выведите во двор. Ножом на спине ему иудейскую звезду вырежьте. И кожу снимите. Мы ее в Москву евреям пошлем со словами «иду на вас». Если скажет, кто его подослал или скажет, кто его навел на нас… не убивайте. Будет молчать, еще одну звезду с груди срежьте. Если после этого не скажет, отрезайте ему хер нахрен. Тоже пошлем туда-же. Хрен им обрезанный, а не Россия. — Поглядев с улыбкой на старика, Владимир спросил: — Жиденыш ты еще ничего не хочешь сказать?…

Старика выволокли во двор, но он так и не ответил Владимиру. Тот слышал крики и хрип боли избиваемого с улицы, но даже к окну не подходил. Он знал, что его бойцы разогреваются мудохая старика, чтобы потом у потерявшего человеческий образ существа вырезать звезды и без угрызений совести выполнить последний приказ Владимира.

На что рассчитывал старик, пытаясь убить его, молодого здорового… того, кого ведет сама Судьба?! Но, укладываясь на кровать Владимир с омерзением отбросил от себя пробитую пулей подушку. Судьба судьбой, но надо быть и самому осторожнее. Как же старик прошел мимо внешнего поста, мучил его вопрос? Кто ему подсказал, где остановился Владимир? Кто вообще за стариком стоит?

Он очень хотел знать ответы, но старик умер, так ничего никому и не сказав. Нет, он не терпел героически все муки и разрывал округу своим безумным криком и причитаниями, но не сказал… Владимир только кивнул этому, когда боец сказал что старик сдох. Владимир сказал упаковать отрезанное в коробку и непременно отрядить гонца на ближайший узел связию. Он очень хотел втихаря отправить посылку по адресу фонда «Маген-Давида». Адрес Владимир хорошо помнил. Он с улыбкой представлял, как парни из Щита Давида активно действующие по всей стране рассвирепеют, найдя такое.

Но первым рассвирепели не бравые обрезанные ребята из защиты синагог, а собственный первый офицер, вернувшийся с вылазки. Он нашел тело старика брошенным у забора и в изуродованном лице узнал одну очень знаменитую личность…

Не имея возможности осудить сам факт такого убийства он давил на остатки логики у Владимира.

— За этого еврея можно было получить любой выкуп… просто любой. Ничем не ограниченный. Я даже знаю, кто бы за него заплатил.

— А ты откуда его знаешь? — настороженно спросил Владимир. Он не хотел вслух высказывать подозрения, что первый офицер подослал этого убийцу-неудачника.

— Я его знаю уже лет пять. Мы с ним пересекались в Москве. — Сказал первый офицер, понимая, что не туда влезает.

Владимир обошел стоящего товарища и сказал задумчиво:

— Ты уезжаешь. В это время меня пытается убить твой старый знакомец еврей… Что-то мне это не нравится. Тебе так захотелось возглавить восстание вместо меня?

Первый офицер, раздувая ноздри, рявкнул в лицо Вождю:

— Ты думай что говоришь! Я тебя сто раз сам мог убить. И сейчас могу!

Признавая этот факт, Владимир, однако, не прогнал свои подозрения. Он долго думал о них даже когда первый офицер ушел разозленный к себе. То, что помощник пережил ту ночь, было данью простой нерешительности Владимира. Ну и как он утром всем объяснит, что первый офицер, спланировавший атаку на зону и постоянно планировавший другие налеты, оказался предателем? Нереально, решил Владимир и уснул с разболевшейся от сомнений головой.

Ему приснился старик еврей. Причитая, что теперь его очередь глумиться над Владимиром, старик до самого утра вырезал на груди и спине у него свастики. Проснулся Владимир в холодном поту от страха, и еще больше ненавидя евреев. К еще большей злости он узнал, что ночью первый офицер отвез тело старика в неизвестном направлении и вернулся только под утро. Но Владимир не стал спрашивать, куда и зачем ездил его товарищ. Подозрения все копились и копились в нем. Он решился проверить преданность помощника при первой же возможности. В бою. А лучше при казни. Поручить ему казнить попавшегося на пути еврея и посмотреть выполнит или нет.

5.

Ольга вышла из такси на стоянке перед фабрикой и привычно направилась на территорию. Ее начальник вместе с итальянцами уже словно прописался в пятом цехе. Кажется, дневал и ночевал там. Ей же было откровенно скучно в гостинице ожидать общего отъезда и удаленно работать с автоответчиком офиса. Бумаги, которая она доставила руководству фабрики, не могли быть переданы никак иначе кроме как из рук в руки. Вот и пришлось ей срываться с Питера и нестись в этот еще с прошлой поездки заочно ненавистный городок.

Передавая документы, она с немым удивлением узнала, что руководителем всего этого недоразумения под названием бумкомбинат является сын Анны Андреевны. Они тепло поздоровались. Еще бы она столько времени провела с ним вместе, раскатывая его по Москве, что они чуть ли не родными стали. Ольге даже пришло в голову сказануть, что это судьба их настойчиво лбами сталкивает. Сергей, озабоченный проблемами комбината и еще чем-то непонятным Ольге, не расположен был к шуткам, но, извиняясь за свою хмурость и неприветливость, пригласил Ольгу вечером вместе посетить снова заработавший в городе приличный ресторанчик. Обещал и Илья подъехать. А если из Москвы вырвется подруга Сергея, то Светлана так же присоединится к скромному ужину и просто отдыху.