– Здравствуй, Вениамин, - сказал, не разжимая губ, рыцарь, и массивные латные рукавицы его отпустились на рукоять длинного рыцарского меча.

Меч был длиной вдвое больше самого длинного из земных мечей, откованных из земного железа. Клинок его светился сквозь ножны, и поражал безупречностью линий и скрытой стремительной мощью.

– Кто ты? - спросил, вставая и запрокидывая вверх лицо, изумлённый аббат.

Но, всмотревшись, он охнул и упал на колени.

– Глем! - простонал он. - Глем! Глем…

Он потянулся, взял в руку край призрачного плаща и поцеловал его. Тогда серебряный великан так же встал на колено, взял в латную длань худую руку аббата и сам поцеловал её.

– Да за что же? - прошептал, слепя глаза жгучей слезой, потрясённый аббат.

– За то, - и с болью, и ласково, и с пронзительной дружеской проникновенностью сказал великан, - что спас жизнь стольким узникам. За то, что надел на своё благополучное тело прокисшее, гадкое, скорбное одеянье башмачника, а потом принял этим же телом десяток беспощадных ударов. И за то ещё, что сжёг меня. Я не успел попросить тебя, и уже отлетевшим духом своим кричал и молил, чтобы не хоронили - и ты услышал.

– Но для чего, - прижимая к лицу край плаща, спросил потрясённый аббат, - не нужно было тебя хоронить?

– Потому что Люпус мою смерть использовал бы в своих тёмных целях. Потому что он сжёг бы меня на костре у собора - и все горожане, увидев мой громадный костяк, были бы убеждены - да, действительно водятся колдуны в этом мире, и есть с кем бороться святой инквизиции. Теперь же Иерониму достался лишь пепел.

– Я помню, - заторопился вдруг Вениамин, - все твои цифры, и начал уже собирать команду для корабля - несколько человек должны ждать меня в старых развалинах…

– Да, они ждут тебя, - невесомо кивнул шлемом латник. - И прибавил печальное: - Мне пора.

– Неужели пора?! - вскричал потрясённый аббат. - Но где ты, и что ты, и кто теперь ты?!

– В добрый путь, наш юный аббат, - сказал Глем, ставя ногу на невидимую ступень. - В добрый путь. Мы всегда будем рядом с тобой.

И сделал шаг по невидимой лестнице. Один только шаг - но вознёсся вдруг вдесятеро выше дуба. Сделал второй шаг - и вошёл в облака; и развернулся вдруг край неба перед аббатом и хлынул вниз, к нему, к его расширившимся глазам, и он увидел необычайное. Стройный ряд строгих рыцарей, сложив руки на рукоятях мечей, смотрели вниз на него самого и на возвращающегося Глема. А за спинами их блистал мир потрясающей красоты и неземного спокойствия. И пронзила вдруг аббата жгучая догадка - какой силы сострадания и какой силы любви нужно было исполниться этим небесным витязям, чтобы отказаться от неописуемой благодати своего небесного мира, отворотить взоры свои от несказанных красот, - и наполнить эти взоры страданиями, мучениями несчастных людей здесь, на Земле, а также наполнить свои высокие, благородные очи образами Марцелов, Вадаров и Люпусов, и звериными ликами ангелов мрака, взмывающим время от времени в виде Теней к своим полуслугам-полурабам. И аббат прошептал вдруг без всяких клятвенных интонаций: «Друзья сердца моего, и я всегда буду с вами».

Утром, в Массаре, от пристани к центру города шёл молодой человек в партикулярной одежде. В карманах у него находились инквизиторская печать и две горсти монет. Это незаметное людским взорам имущество должно было обеспечить выполнение второй части тщательно продуманного плана.

Примерно в полдень в подворье массарского трибунала на взмыленном коне ворвался «гонец из Ватикана». Сказал то, что ему велел сказать Вениамин, отдал свиток и принялся ждать.

Застучали торопливые шаги Гуфия в сыром и мрачном подвале. Иероним в отъезде, действовать и принимать решения приходится самому, и это до крайности неприятно, - но ах, в булле яснёхонько сказано - в тот же час по прибытии гонца, вместе с ним, отправить аббата Солейля в Ватикан - без всякой стражи и лишних вопросов.

– Брат Вениамин, - елейно произнёс Гуфий у входа в камеру, где давно уже был вставлен в стену выпиленный двумя заговорщиками камень. - Вам надлежит немедленно ехать к Папе. Вот - подорожная. Вот - булла с приказом.

Башмачник, завесив лицо капюшоном, поднялся.

– Что из имущества желаете взять в дорогу? - торопливо спросил растерянный Гуфий.

– Омниа мэа мэкум порто* (* Omnia mea mecum porto (лат.) - всё своё ношу с собой.), - натужно кашлянув, хриплым голосом ответил «аббат».

– Хорошо, хорошо, - поспешно согласился Гуфий, провожая арестованного к гонцу и ощупывая спрятанную на груди бумагу, которую должен предъявить Люпусу вместо живого аббата. - Лошадь для вас уже седлают…

Выехав за город, гонец и башмачник остановились. Они ждали недолго. Послышался топот копыт и, окутанный облаком пыли, неумело привстав в стременах, подскакал Вениамин. У седла его был приторочен дорожный вьюк, в котором угадывались очертания большого прямоугольного короба.

– Держи, - сказал аббат всаднику и протянул кошель с платой.

То же самое он сказал и башмачнику, когда «ватиканский гонец» ускакал, и подал недавнему собрату-узнику несколько свёрнутых в трубку бумаг и толстый монетный мешочек.

– Бери жену, детей - и отправляйся на север. Все нужные бумаги я заготовил, ну и деньги - они открывают любые ворота. Доберёшься до побережья - садись на корабль и плыви в Англию. Там нет инквизиции. Кроме того, это страна, где ценят опытных мастеров.

– И башмачников?

– А ты когда-нибудь выдел босых англичан?

Они, перегнувшись в сёдлах, обнялись. Потом, повернув лошадей в противоположные стороны, неспешно разъехались.

Добравшись до развалин, Солейль остановил лошадь и стал осматриваться. Вдруг послышался короткий свист и из-за полурассыпавшейся стены выглянул человек.

– Дживи! - радостно крикнул аббат.

– С прибытием, господин аббат! - счастливым голосом откликнулся бывший узник.

Рядом с его головой показались ещё несколько.

– Я больше не аббат! - твёрдо произнёс бывший заместитель главы инквизиторского трибунала. - С этого дня - я Йорге, башмачник.

– А, так вы поменяли имя?

– Да. Оно выписано кнутом на моей спине.

– Рады видеть тебя, мастер! - Дживи, перебираясь через гребень стены, лучился улыбкой.

– Вы ждёте меня здесь уже столько дней! - недоверчиво-радостно кивая головой, проговорил приехавший.

– Мы ждали бы целую жизнь, мастер, - серьёзно ответил Дживи, спрыгивая со стены. - Идём, сказал он, - посмотришь, как мы устроились.

– Нет, - покачал головой юный Йорге. - Берите самое необходимое, берите деньги - и в путь.

– Куда поведёшь нас, башмачник?

– На юг. К берегу моря.