Теперь наступала ее эра.

Еще одна вспышка осветила горизонт. Глаза девушки моргнули, но глаза, которые смотрели через нее, – нет.

В подвешенном состоянии оставался всего один вопрос, но и он решится. Причем решение будет таким же эффектным и быстрым, как этот проблеск молнии. Пустяковый вопрос в обширном пространстве вещей, наполнявших ее мир. Тем не менее она хотела его решить.

Окончательное Отторжение. Имаго Акелос уже в их руках. Теперь нужно созвать группу, чтобы уничтожить его. И – готово. Так же просто, как это сказать. Сестры, наверное, успели уже забыть об этом деле. Она – нет, не забыла.

Дело было пустяковое, но необходимое. Ей не терпелось навсегда избавиться от прежней Акелос. Ее беспокоило, что она все еще существует, хотя тело ее мертво, а сама она Устранена. Акелос была ее главной противницей, гораздо более серьезной, чем поверженная Ракель. Ведь Акелос было досконально известно то единственное, относительно чего сама Сага оставалась в полном неведении, – судьба. Пути ее были невидимы, но реальны, и когда Жаклин выбирала один из них, то тут же обнаруживала, что прежняя Акелос уже давно по нему прошла – до конца. Новой же Акелос было еще очень и очень далеко до познаний прежней дамы: она и сравниться-то не могла с ней – ни по могуществу и власти, ни по накопленному опыту. Но было и кое-что похуже: Акелос владела обширной зоной тьмы, часть которой Саге была недоступна. И это внушало ей нешуточный страх, потому что она должна была располагать всей возможной тьмой.

Тем не менее дни прежней Акелос были сочтены.

Оставалось только выяснить, содействовал ли ей кто-нибудь. Оставалось проникнуть в странное молчание, царившее в мозгу Ракели. Но это еще проще: как только старая паучиха будет окончательно раздавлена, она начнет работать с девушкой. Ей уже однажды удалось превратить ее в покорную и дрожащую постороннюю, а пытка и смерть ее ребенка только усилили эти черты, как она совершенно верно в свое время и предположила.

Когда наступит час, падут последние оборонительные рубежи, она тараном проникнет в потаенные мысли Ракели и взорвет это молчание. И если есть среди дам еще одна предательница, то в конце концов Сага это обнаружит. А сейчас она продолжит давить на нее, на нее и на этих посторонних, которых Акелос удалось вовлечь в это дело своими филактериями. И они в конце концов скажут, кто им помогает.

Жаклин вспомнила, что следующее собрание состоится через три недели, в день зимнего солнцестояния.

И взглянула вдаль. Несколько молний полыхнуло в разных углах ее поля зрения, словно вызванных ее собственными глазами.

– Это что-то вроде психологической консультации. Когда я там оказался, было уже закрыто, но, быть может, у них есть и госпитализированные пациенты. Называется «Центр Мондрагон».

– Не знаю такого, – сказал Бальестерос. – Но ничего странного в этом нет. В Мадриде огромное количество частных медицинских центров самого разного профиля, которые обещают тебе золотые горы. Вернее, горы здоровья за твое золото.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать, – вступила в разговор Ракель.

– Это просто игра слов, впрочем неудачная, – извинился Бальестерос. – Но если учесть, что сейчас почти полночь, вы и не ждите от меня ничего другого, пожалуйста. За исключением кофе. Кто-нибудь хочет еще кофе?.. Нет?.. Ладно, а я буду.

И вылил остатки кофе в свою чашку. Кофе уже остыл, но Бальестерос подумал, что и такой напиток лучше, чем алкоголь, поглощаемый Рульфо. У него еще не прошло похмелье после вчерашнего виски.

Рульфо вернулся от Сесара, прекрасно понимая, что не годится на роль вестника лучших новостей. Он постарался скрыть, насколько это было возможно, самые неприятные подробности, но понял (выражение лиц обоих – и Бальестероса, и Ракели – говорило о том, что они все отлично понимают), что нет необходимости давать исчерпывающее описание, чтобы дойти до сути: у них едва ли остались шансы.

– Вот что у нас есть. Не много, но я хочу попасть в эту клинику, центр, или чем там он является, и поискать комнату номер тринадцать.

– Считаешь, что это может оказаться важным?

– Единственное, что я знаю, так это то, что видел во сне именно это место и что Лидия имела в виду именно его, когда сказала мне: «Это знает пациент из комнаты номер тринадцать». Кем бы ни был человек из этой комнаты, я должен с ним поговорить. Нам надо что-нибудь придумать, чтобы попасть в «Центр Мондрагон» завтра утром.

– А что ты там собираешься делать?

– Прежде всего попробовать действовать легально. Но если нам не ответят на вопросы, то все равно попасть внутрь. Они закрывают ровно в восемь; думаю, мне удастся спрятаться где-нибудь и досидеть до восьми, а когда здание опустеет, спокойно там все осмотреть.

– Тебе нужно как-то удостовериться в том, что потом ты сможешь оттуда выйти, – сказал Бальестерос, сам удивляясь тому, с какой естественностью принимает участие в разработке плана по вторжению на частную территорию.

– Придем заранее и осмотрим здание снаружи.

– Прошу прощения…

Оба обернулись к девушке. Она глядела на них, хлопая ресницами, словно сомневаясь в том, что собиралась сказать.

– Мне не хотелось бы менять тему, но… Я очень хотела бы посмотреть поэтические сборники.

Повисло молчание.

– Понимаю, – сказал Рульфо, согласно кивая головой.

– Не думаю, что из этого что-то получится, – поторопилась прибавить она. – Я обрела память, а не способность декламировать. Но мне пришло в голову, что, быть может… я найду что-нибудь полезное.

– Это прекрасная идея, Ракель. – Рульфо кивнул еще раз. – Если и существует хоть что-нибудь, что может нас защитить или нанести им удар, так это поэзия.

Бальестерос поражался тому, что вот он слушает всю эту галиматью, а рацио его не кричит криком, протестуя. Но как раз в эту секунду его рацио страдало от боли в спине. Доктор потер поясницу и едва сдержал гримасу. Он битый час отскребал кровь от стен и пола в бывшей комнате своей дочери, в которой спала Ракель, – крови, возникшей ниоткуда, как и та зловещая девочка или жуткий образ Хулии, словно в результате взрыва невидимых тел. И он подумал, что лицом к лицу с этой болезненной реальностью вся разумная недоверчивость в мире рассыпается, подобно карточному домику. «Нет лучшего средства, ведущего к оккультизму, чем провести часок на карачках, отмывая кровь, – подумал он. – Хватает боли в пояснице, чтобы поверить в потусторонний мир».

Рульфо о чем-то его спрашивал.

– Сборники стихов?.. – Бальестерос в задумчивости подергал бороду. – Нет, у меня нет. Среди моих книг точно нет… Может, у Хулии… Да, думаю, у нее есть что-то Пемана[78]. Он ей нравился. Пеман вам подойдет?