Дом был двухэтажный, длинный и невысокий, с большими современными окнами, прорубленными в старых толстых стенах. В отличие от всех остальных построек на ферме он не был выкрашен в белый цвет, старый песчаник стен от времени сделался золотисто-зеленым. Даже издали бросался в глаза лишайник на крыше – точно медные чешуйки на голубых черепицах.

Фасад дома выходил в крошечный садик над рекой – газон, несколько цветочных клумб и куст сирени. Белая плетеная калитка открывалась из сада прямо на деревянный мостик. В том месте река разлилась довольно широко, под невысокими лесистыми утесами дальнего берега проглядывал характерный блеск, что говорило о глубине. В воде отражался мостик, деревья и прибрежные заросли бузины и жимолости, насыщенные, переливающиеся от светлых к темным, краски, богатством оттенков напоминающие палитру фламандского художника.

С ближней ко мне стороны от дома и сада лежала собственно ферма; двор – даже издалека я различала чистоту бетона и свежесть краски на дверях и воротах, – окруженный хлевами, стойлами и овинами, крыша большого амбара красным пятном выделялась рядом с остатками прошлогодних стогов и темным пятном шотландских сосен.

Я так увлеклась представшей моему взору картиной, что даже не заметила приближающегося ко мне человека ярдах в тридцати отсюда, пока стук подбитых гвоздями башмаков по щебенке внезапно не вывел меня из задумчивости.

Это был дородный мужчина средних лет в грубой фермерской одежде. Разглядывая меня с нескрываемым любопытством, он приближался спорым размашистым шагом и преодолел разделявшее нас расстояние так, что у меня не осталось времени даже все как следует обдумать.

Я успела лишь мельком спросить себя, не окажется ли моя одинокая вылазка в логово Уинслоу моей же погибелью, но идти на попятную было уже поздно.

Глядя на расплывающуюся в ликующей улыбке красную физиономию и слыша, как он с деревенским говором восклицает: «Бог ты мой, мисс Аннабель!» – я почувствовала, что ситуация ускользает у меня из рук.

Обветренное, кирпичного цвета лицо, голубые глаза, огромные, голые по локоть ручищи со шрамом, оставшимся после того, как его боднул бык. Бейтс, старший скотник Уайтскара. «Вы его сразу же узнаете», – сказал Кон. Но я не осмелилась окликнуть мужчину по имени. Уроки прошлых трех недель все еще гудели у меня в голове, точно рой пчел: «Не торопитесь. Не сжигайте мосты. Нельзя действовать наобум. Излишняя уверенность может все испортить…»

Вот и первое препятствие. «Всегда, когда это только возможно, говорите правду».

– Вы меня узнали! – с искренней радостью произнесла я. – Вот здорово! Теперь-то я чувствую, что и вправду возвращаюсь домой!

Я протянула мужчине обе руки, и он с готовностью сграбастал их в свои так, словно с моей стороны это был самый естественный жест. Хватка его чуть не оторвала меня от земли. Черный колли, трусящий за ним по пятам, бегал вокруг нас, приподняв губу и обнюхивая мои ноги сзади.

– Узнал вас? – В голосе его рокотало удовольствие. – Еще бы, в ту самую минуту, как вы показались на вершине. Даже если бы мисс Дермотт не говорила нам, что вы приезжаете, я бы все равно узнал вас за целое поле, барышня! Мы все ужасно рады видеть вас опять, это факт!

– До чего прекрасно снова оказаться здесь. Как вы поживаете? Выглядите – превосходно, по-моему, вы и на день не состарились! Уж во всяком случае, не на восемь лет!

– У меня все расчудесно, и у миссис Бейтс тоже. Вы уже знаете, что я женился на Бетси? Они вам сказали? Да… Вот уж она-то разволновалась, что вы возвращаетесь домой, все утро, знай, печет, весь дом вверх дном перевернула, а мисс Дермотт ей пособляет. Похоже, к чаю вам достанутся плюшки и поющие голубочки.

– Поющие голубочки?

– Только не говорите мне, что забыли! Ни за что не поверю. Маленькой вы их каждый день выпрашивали.

– Нет, не забыла. Просто так вышло… снова услышать это название. Так… совсем как дома. – Я сглотнула. – Как мило с ее стороны вспомнить про них. До чего же не терпится снова с ней увидеться. А как дедушка, мистер Бейтс?

– Ну, для своего возраста просто молодец. Отметьте себе, в сухую погоду он всегда бодрячком, вот только в сырость страдает спиной. Артрит – вы об этом слыхали? Иной раз ему трудно приходится. А теперь, говорят, и другая хворь напала. Но вы уже, наверное, это все знаете? Мисс Дермотт говорит, вы позвонили вчера и попросили их помягче подготовить вашего дедушку. Они рассказали вам все новости?

– Да. Я не знала, как поступить. Думала написать, но потом решила, легче будет просто позвонить Кону. А трубку сняла мисс Дермотт, остальных никого не было, и мы с ней долго разговаривали. Она рассказала мне, как обстоят дела, и обещала попросить Кона сообщить дедушке. Я не знала, что у дедушки был удар, так что даже хорошо, что я не написала ему вот так, нежданно-негаданно. И уж в любом случае я не осмелилась бы просто взять заявиться сюда и всех переполошить.

Голос Бейтса звучал грубовато:

– От таких потрясений редко умирают, мисс Аннабель.

– Как… мило с вашей стороны. Что ж, мисс Дермотт рассказала мне множество всяких новостей… Я рада, что в целом дедушка держится молодцом.

– Да, вполне хорошо. – Быстрый взгляд из-под нависающих век. – Хотя сдается мне, вы заметите перемены.

– Боюсь, что да. Меня долго не было.

– Долгонько. Нестоящее дело вы затеяли, мисс Аннабель, когда нас покинули.

– Знаю, – отозвалась я. – Уж не вините меня.

– Вовсе я вас не виню, барышня. Я про это дело вообще ничего не знаю, кроме того, что вы с дедушкой разругались в прах. – Он тихо ухмыльнулся. – Я-то, как никто другой, знаю, каков он временами, мы с ним, почитай, уж тридцать лет как знакомы. Сам-то я на него просто внимания не обращаю, злится он себе или сияет, но вы слишком похожи на своего отца, чтобы сидеть смирно и молчать в тряпочку. Уинслоу все одним миром мазаны, я так считаю. Может, будь вы чуток постарше, то уже поняли бы, что он всегда больше лает, чем кусает, но вы ведь тогда были совсем еще девчонкой и, сдается мне, у вас своих бед хватало.

Короткая напряженная пауза.

– Своих бед?

Мой собеседник явственно смутился и принялся ковырять землю концом палки.

– Наверно, не следовало мне этого говорить. Я только имел в виду, все ведь знали, что у вас с мистером Коном не все гладко. Бывает, в девятнадцать лет принимаешь такие вещи слишком близко к сердцу.

Я улыбнулась:

– Бывает. Что ж, теперь все прошло. Давайте об этом забудем, хорошо? И знаете, не следует ни в чем винить дедушку или Кона. Я была молода и глупа и, наверное, даже втайне стремилась немного пожить своим умом. Мне не хотелось на всю жизнь остаться привязанной к Уайтскару или… или еще к чему-нибудь, во всяком случае тогда. Так что, когда пришла пора, я ушла не раздумывая. Да в девятнадцать и думать-то не очень умеешь. Но теперь я вернулась и попытаюсь забыть, что вообще отсюда уезжала.