Таким был расклад событий, когда между мирархом и князем произошел спор о пленных. Хорошо обдумав положение, Дарник призвал к себе двоих раненых пленных, которых он еще не успел передать ромеям. Один из них достаточно сносно изъяснялся по-ромейски и послужил в качестве толмача своему бессловесному товарищу.

— Скажи ему, что мне надо встретиться с самым главным вашим воеводой. Иначе все ваши пленные будут посажены на кол, — по нескольку раз втолковывал князь непонятливым арабам. Потом еще крупными буквами написал по-ромейски о том же грамоту, авось да найдется среди них знающий человек. С тем бессловесного пленника, дав осла, и отпустили, оставив толмача на случай, если главный арабский предводитель не знает ромейского.

Миновал день, и к Дарнику явился житель долин вести переговоры от лица арабов.

— Я могу отвести тебя к месту встречи с их шейхом, — равнодушно, явно не рассчитывая на успех своего визита, сообщил критянин.

— Рассказывай дальше, — потребовал князь.

Критянин рассказал. Судя по условиям встречи, шейх был человеком умным и предусмотрительным. Учтена была не только его безопасность, но и безопасность князя. Встречаться предстояло внизу большой осыпи, над которой еще возвышалась высокая горная стена. Подойти туда можно было с двух сторон по широкой дуге. На краях дуги остаются дружины телохранителей. Все место открытое и в то же время труднопроходимое, так что численное превосходство той или другой дружины значения не имеет: меньшая легко отступит, нанеся при отходе ощутимый урон большему числу неприятельских воинов.

— Шейх прекрасно говорит на ромейском языке, — успокоил Дарника переговорщик.

В полдень Рыбья Кровь с двумя ватагами арсов уже был на месте. У шейха телохранителей имелось и того меньше, что послужило князю далее легким укором. С расстояния двух стрелищ два отряда с любопытством некоторое время разглядывали друг друга. Князь первым спустился на землю, отдал оруженосцу коня и шлем и с двумя прикрытыми большими щитами арсами по тропе зашагал вдоль подножия осыпи. Шейх тоже вылез из седла, но остался в шлеме-чалме, с ним пошли два оруженосца с круглыми щитами и безоружный знаменосец.

Пока сходились, Дарник как следует рассмотрел шейха: надменное продолговатое лицо, еще более вытянутое заостренной бородой, развевающиеся белые одежды, меч и кинжал, усыпанные драгоценными камнями. Сблизившись до двух саженей, все семеро остановились.

— Шейх Нагиб ибн Фахдлан ибн Рашид ибн… ибн… ибн, — представил знаменосец своего господина.

Князь глянул на арса-толмача.

— Князь Дарник из словенского Липова по прозвищу Рыбья Кровь и Молодой Хозяин, победитель кутигур, булгар, хазар, тарначей, сарнаков, норков, — находчиво отчеканил по-ромейски тот.

— Я получил твою грамоту и готов выслушать тебя, — на хорошем ромейском произнес шейх Нагиб.

— Восемьсот ваших пленных воинов захвачено на Акротири, пятьсот пленных взято в Элунде. Их искалечат и отпустят на свободу.

— Другого от просвещенного ромейского мирарха мы и не ждем.

— Калечить будут только аднаитов, кахтанидов отпустят в целости, — на всякий случай уточнил Дарник.

Лицо шейха чуть дрогнуло, но он тут же справился с собой:

— На все воля Аллаха! — Нагиб явно собирался уходить.

— Еще у нас скопилось много арабской одежды, — ухватился за последний довод Молодой Хозяин. — Переодетые в нее наши воины начнут творить зло местным жителям, и все горы загорятся под вашими ногами.

— Хорошо, что ты, князь, сказал об этом. А мы предупредим жителей.

— Не получится. Плохому о вас поверят быстрее, чем хорошему. Остров слишком велик, а молва любую беду всегда еще больше преувеличивает.

Шейх пристально посмотрел на Дарника.

— Чего хочет мирарх?

— Мирарх хочет калечить, а я калек не люблю.

— Разве ты говоришь не от его имени?

— Я хочу спасти ваших людей.

— Зачем?

В коротком вопросе шейха сквозило столько презрения к проявившим трусость собственным воинам, что Дарник не сразу нашелся с ответом. Христиане и магометане всегда выкупали своих единоверцев, попавших в рабство, а так отказываться мог главарь разбойников, желающий освободиться от негодных сотоварищей.

— Чтобы они разнесли славу обо мне по всему магометанскому миру, — князь вложил в свои слова предельную издевку и над пленными, и над самим собой, таким глупо-великодушным.

Нагиб несколько мгновений озадаченно смотрел на Дарника, потом расхохотался так, что его телохранители настороженно сделали шаг вперед.

— У меня нет столько дирхемов, чтобы выкупить их всех. Ты же не станешь отдавать их по частям.

— Не стану, — честно признался Рыбья Кровь. — Но зато я могу по частям взять сам выкуп.

— Что ты будешь делать с частью казны?

— Буду кормить пленных.

— Разве выкуп предназначен для этого?

— Нет. Но истраченную казну можно вернуть, продав стратигу Крита сделанную работу.

— О чем ты говоришь? — не понял арабский предводитель.

— О дороге на Иерапетру. Мы ее восстановим и получим то, что потратили на еду для пленных.

— В Иерапетре наша главная пристань. Ты хочешь, чтобы я сам привел туда ромейское войско?

— Никто не мешает тебе строить рядом с дорогой сторожевую крепость. Пока вы не построите на Крите свои крепости, он никогда не будет вашим.

— Так, может, ты вместе с дорогой нам и эту крепость построишь? — снова развеселился шейх.

— Почему бы и нет? В моем договоре с ромеями не сказано, что я не должен строить для противника крепости…

Через полчаса, призвав писарей, они устное соглашение превратили в письменное, дополнив его списком селений и мест, куда не должны были без уведомления заходить липовские и арабские отряды. Шейх обязался также в случае бегства возвращать пленных к месту стройки, а князь согласился принять к себе троих арабских соглядатаев, которые бы следили за соблюдением должного порядка в отношении своих единородцев. Договор был написан на ромейском языке на трех свитках.

— В случае любых нарушений я передам третий свиток мирарху, — откровенно пригрозил Нагиб, прекрасно понявший, что Дарник действует на свой страх и риск.

Князь возвращался в свою ставку с неприятным осадком в душе. Ясно было, что, освободившись от давления липовцев, арабы с удвоенной силой будут терзать основное ромейское войско. «Можно или нет это назвать предательством?» — размышлял Дарник и успокаивал себя тем, что забота о своих воинах для него главнее заботы о надменных стратиотах.

К его большому облегчению, мирарх Калистос, несмотря на весь свой ум, не увидел в заключенном договоре невыгодной для себя военной уловки и легкомысленно вернул договор князю назад. Не возражал и против посылки всех пленных на дорожные работы: