– Может ли подобное стать причиной того, что после возрождения ваше семейство поможет в борьбе с ними?

– Не могу обещать. Я должен знать наверняка, кто устроил храпок на меня. Но шанс присутствует… – И, чуть подумав, Иван без семейства заметил не без толики признания: – Мне льстит твоя готовность корешиться с блатным. Думал, тебе не в масть подобные мне!

– С чего вдруг? У меня самого под началом пусть небольшая, но банда!

– Банда… Кому ты заливаешь? Они же совсем ручные! Если люди Старого попадутся на том, что пошли на дело, то отхватят до кровавых соплей. Они закона боятся больше, чем обыватели. Вот как ты поступаешь с теми, кто, по-твоему, преступил закон по-настоящему, ты показал сегодня, когда мочил и моих врагов, и моих корешей. Парнишка, как там его?.. А! Иван! Почти тезка! Так он рассказал нам со Старым все! Кроме того, я не забыл кипиш у авиапорта и твою бескомпромиссность.

– Признаю. Я презираю вашего брата. Однако я не равняю всех. Есть исключения.

Я отвлекся, чтобы взглянуть на Дерня. Тот засовывал за пазуху бутылку из бара каюты. К очередной таре он методично прикладывался. Заметив мое внимание, пожал плечами:

– Мне можно. Обезболивающее и для дезинфекции ран. Ты же, Юрик, поясни за жизнь.

– Мой отец – следователь в Свободном городе. Он всегда с уважением относится к одиночным нарушителям закона. Он утверждал, что среди таких наибольший процент тех, кто имеет как минимум: ум – спланировать преступление; силу – совершить злодеяние; свою правду – ради чего совершен поступок. Порой у них, как бы ты выразился, «не западло и поучиться». Те же, кто вступает в группировки и семейства, – лишены всего перечисленного. Силу они отдают авторитетам, взамен пользуясь чужим разумом, о своей правде и речи не идет. Я склонен придерживаться того же мнения. Разве я не сын своего отца?

– Каждая шестерка чей-то отец, брат или сын. У нас немало мазих… то есть баб. Они пытаются хоть как-то прокормить семьи. Большинство из них даже не берет в руки волыны, и я не базарю о мокрухе.

Мне вспомнились комнаты с ранеными. Как над ними хлопотали. Неприятное чувство заворочалось у меня в груди… Сегодня я уже поддавался эмоциям. Не время показывать слабину!

– Вступая в подобные группы, разумные априори признают, что поступают неправильно. Значит, они должны быть готовы к наказанию.

– Тогда повторюсь: почему ты готов сотрудничать со мной?

– Ты лидер. Лидеры по определению одиночки и достойны изучения. Стоит хотя бы понять, как пространственник-недоучка умудрился стать одним из Иванов в Агемо!

– Значит, информированный? – В голосе у него рокотало недовольство, но сдерживаемое, ему было невыгодно конфликтовать. Подумав, Дерий решил и не отмалчиваться: – Тогда ты в курсе, что я чуть не кончил учителя-Последнего во время «Испытания смирением».

Парень-то силен! Я без иронии! «Испытание смирением» – ситуационный экзамен на третьем-четвертом курсе Университета. Преподаватели подстраивают ситуацию, когда перед студентом встает выбор: либо совершить поступок, заведомо ведущий к исключению из Университета, либо потерять нечто ценимое испытуемым не меньше жизни. Официальная цель испытания: дать студенту понять – порой приходится чем-то жертвовать, и научить признавать поражение! Однако все знали, что это неофициальная проверка на верность выбранной профессии.

– Понимаю… Мое испытание прошло на третьем курсе: старшекурсник отобрал фотокарточку с изображением родителей и друзей, а потом у меня на глазах разорвал, подначивая подраться с ним… А я ведь мог победить! К тому времени я три года не был дома и не видел родных, а это оставалось последним напоминанием о них! До сих пор мерзкое чувство от воспоминания! Эх… Если не секрет, что стояло на кону у тебя?

– Моя честь. – Дерий приложился к бутыли и выхлестал зараз чуть ли не половину. Голос его оставался ровнее и холоднее лезвия ножа, лишь с каждым словом разгорались яростью глаза. – Четвертый курс. В начале года один из новых преподавателей начал меня щемить и ездить всем по ушам, мол, я безвольный слабак. Через месяц наездов я при всем курсе вызвал фраера разъяснить его претензии в бою. Он поржал надо мной. Я сорвался. Пошел на абордаж… В ярости чуть не кончил его. Меня скрутили кореша-однокурсники.

– Не жалеешь?

– Смеешься? Я уверен, что поступил по понятиям! – Дерий цыкнул и сплюнул сквозь зубы. – Признаю: я эгоист. Считаю, что я по праву возвышаюсь среди других. По праву сильного. По праву умнейшего. По праву достойнейшего. Твой базар минутой ранее как раз в тему. Только чтобы остаться собой, необходимо отстаивать свои права изо дня в день! В сражении, длина которого – жизнь!

Слова звучали знакомо. Они перекликались с моими недавними мыслями: «подавляющее превосходство в силе дает право быть добрым». Да что там, это мое мировоззрение! Сильные… Не только физически, но интеллектуально, морально, материально и так далее. Такие люди добиваются целей. Такие люди могут себе позволить все – в рамках того, в чем сильны. Умные способны учить. Добрые достойны любить и стать любимыми. Богатые могут быть щедрыми. Сильные – защищать. Кто слаб, не имеет ничего. Подобным остается уповать лишь на подачки.

Мне стало неуютно. Я поспешил возразить:

– Понимаю, ты воин. Однако почему ты оказался именно в Ивановом семействе? Жизнь сама по себе война, и она ведет к развитию сильных! Чувствующих, даже не окончивших Университет, с радостью берут многие организации! Там бы ты мог добиться и почета, и уважения, и денег с властью…

– Показуха! В быту тысячи условностей сковывают и извращают человека, его стремления, пытаясь низвести до уровня животного – слабым и тупым управлять проще. Ежедневная рутина убивает интерес к жизни!

Чем дальше мы продвигались, тем больше становились каюты. Множество комнат. Гостиные. Кабинеты. Спальни. Единственное, что отсутствовало, – ванные. Лишь ночные горшки. И все равно была куча вещей и мест для тайников! Времени на обыск уходило все больше, но результат оставался неизменен.

Что-то я делал не так и понимал это! Но что? Ищу не там? Не так? Я вообще не представляю, что ищу! Между прочим, здесь проводили осмотр более компетентные люди, сразу после второго прибытия посла… Я отогнал малодушную мысль и продолжил, оправдываясь тем, что везение любит упорных и дотошных. Разве нет?

– Поэтому я вступил в Иваново семейство и вскоре стал одним из Иванов, – воодушевившись алкоголем, вещал Дерий, на время забыв о фене. Цинизм тона и манер на корню убивали возможный пафос слов. – Они, как пространственники и временщики, в вечной борьбе. Они не скованы глупыми правилами! К чему мне тягомотина, когда все можно получить в концентрированном виде? Я живу с максимальной скоростью!

– Так же быстро ты и умрешь…

– Пусть! Война семейств и закона – кипящая жизнь! Война – место, где люди теряют маски. Где твое будущее определяют не чужие слова, а собственные поступки. Чем ближе человек к войне, тем четче, ярче, насыщенней его существование. Юрик, братиш, ты – владеющий силой на службе государства, должен это понимать, как никто. Вспомни, ты не раз влезал в заваруху и чувствовал, как закипает кровь! Как, забирая чужую жизнь, ощущаешь полноту собственной… Ты становишься настоящим.