«Но ведь ты еще тратишь силы на Иоакима и Йимми, — думает Малин, глядя, как Бритта Сведлунд управляет мальчиками только при помощи взгляда. — Хотя они и заканчивают школу весной. И уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно отвечать за свои поступки».

— Садитесь, — говорит Бритта, и оба подростка, сжимаясь под действием ее голоса, опускаются каждый на свой стул.

— Я покрывала вас, а вы что учинили?

Малин поворачивается так, чтобы мальчики видели ее глаза.

— Смотрите на меня, — говорит она ледяным голосом. — Ну, теперь с вашей ложью покончено. Мы знаем, что это вы стреляли в окно квартиры Бенгта Андерссона.

— Мы не…

Голос Бритты Сведлунд по другую сторону стола:

— Ведите же себя как следует!

И Йимми Кальмвик начинает говорить — высоким испуганным голосом, словно возвращаясь из своего переходного возраста в более невинный.

— Да, мы стреляли из этого ружья в квартиру. Но его не было дома. Мы взяли ружье, сели на велосипеды, а потом стреляли. Было темно. И его не было дома, я клянусь! Мы сразу смылись. Было ужасно страшно.

— Это правда, — спокойно подтверждает Иоаким Свенссон. — И мы не имеем никакого отношения ко всему тому кошмару, что случился с Мяченосцем потом.

— И когда вы стреляли? — задает вопрос Малин.

— Это было в четверг, сразу после Рождества.

— Нас теперь посадят в тюрьму? Нам же всего пятнадцать.

Бритта Сведлунд устало качает головой.

— Все зависит от того, как вы будете нам помогать, — говорит Зак. — Расскажите все, что, по вашему мнению, может оказаться важным для нас. Я имею в виду действительно все.

— Но мы больше ничего не знаем.

— Без дураков.

— И после этого вы оставили Бенгта в покое? Или однажды вечером ваши шутки зашли слишком далеко?

— Говорите как есть, — советует Малин. — Мы должны все выяснить.

— Но мы больше ничего не делали.

— А в ночь со среды на четверг на прошлой неделе, накануне того, как Мяченосца нашли мертвым?

— Мы ведь говорили, что смотрели «Королей Догтауна». Это чистая правда! — В голосе Иоакима Свенссона слышится отчаяние.

— Можете идти, — говорит Зак, и Малин кивает в знак согласия.

— Это значит, мы свободны? — раздается наивный голос Йимми Кальмвика.

— Это значит, — объясняет Зак, — что в свое время мы допросим вас опять. Стрельба по чужим окнам не обходится без последствий.

Бритта Сведлунд выглядит усталой и, кажется, мечтает о рюмочке виски с сигаретой. Она рада, что мальчики покинули ее кабинет.

— Господь свидетель, чего я только не перепробовала с этой парочкой!

— Быть может, это послужит им уроком, — говорит Малин.

— Будем надеяться. Вы близки к тому, чтобы схватить убийцу?

Зак качает головой.

— Мы ведем расследование в нескольких направлениях, — отвечает Малин, — и должны проработать любой вариант, каким бы маловероятным или невероятным он ни был.

Бритта Сведлунд смотрит в окно.

— Что теперь будет с мальчиками?

— Их вызовут на допрос повесткой, если руководитель предварительного расследования сочтет это нужным.

— Будем надеяться, — повторяет Бритта Сведлунд. — Они должны почувствовать, что совершили ошибку.

У регистрационной стойки полицейского участка их встречает Карим Акбар.

Он прямо-таки источает гнев.

— Чем это вы там занимались, вы двое?

— Мы…

— Знаю. Ходили к Ракели Мюрвалль и донимали ее расспросами по поводу того, с кем у нее был секс сорок лет назад.

— Мы никого не донимали, — оправдывается Зак.

— Однако она утверждает обратное. Звонила и подала официальную жалобу. А теперь она сообщит «в газету», как она сказала.

— Но она не…

— Форс, как, по-твоему, это все будет выглядеть? Ее представят беззащитной старушкой, а нас монстрами.

— Но…

— Никаких «но». У нас нет причин вдаваться в это. Мы должны оставить Мюрваллей в покое. И если ты, то есть вы оба не отступитесь от них, я передам дело Якобссону.

— Проклятье, — шепчет Малин.

Карим приближается к ней.

— Немного покоя, Форс, вот все, чего я хочу.

— Проклятье.

— Предчувствий больше недостаточно. Прошло почти две недели. У нас должно быть что-то конкретное, а не сплетни по поводу того, кто кому брат. Нельзя давать им думать, что мы донимаем старую женщину за неимением лучших версий.

Дверь офисного помещения открывается, появляется Свен Шёман. В его взгляде отчаяние.

— За недостатком улик мы не можем больше держать братьев Мюрвалль в тюрьме по подозрению в ограблении оружейного склада в Кварне. Их придется выпустить.

— Но черт, у них же дома нашли ручную гранату! Гранату!

— Разумеется, но кто сказал, что они не приобрели ее у кого-нибудь из-под полы? Браконьерства и незаконного хранения оружия недостаточно, чтобы и дальше содержать их под стражей. А в этом они признались.

Голос из-за регистрационной стойки:

— Малин, тебя к телефону!

Она подходит к аппарату на своем столе. Трубка в руке кажется холодной и тяжелой.

— Да, Форс.

— Это Карин Юханнисон.

— Привет, Карин.

— Только что получила письмо из Бирмингема. Им ничего не удалось извлечь из пробы с одежды Марии Мюрвалль, она действительно слишком грязная. Но они хотят попробовать еще один тест. Нечто совершенно новое.

— Ничего? Будем надеяться на новый тест.

— У тебя усталый голос. Вам чем-нибудь помогли наши выводы относительно «салонного» ружья?

— Да, в принципе эту линию мы можем закрыть.

— И?

— Карин, что я могу сказать? Дети, подростки, брошенные на произвол судьбы. Из этого никогда не выходит ничего хорошего.

— Мама, мама!

Малин слышит доносящийся с кухни голос Туве. Это значит, что она закончила домашнюю работу по математике. «Математика, — вспоминает Малин. — Тьфу! Очень может быть, что это язык природы, но моим языком она не была никогда».

— Иди сюда, мама.

Подросток.

Ребенок.

Почти взрослый.

Взрослый.

Четыре человека в одном. И желание найти свое место в жизни — в той, которая никого не ждет и очень неохотно предоставляет стоячие места. Даже если ты не получишь образования, ты должна найти работу. Стань врачом — это надежно. Хотя что в этом мире надежно? Следуй зову своего сердца. Будь кем угодно, лишь бы ты действительно этого хотела. «Я не знаю», — так до сих пор отвечала ты на этот вопрос… Может, писать книги? Хотя это так несовременно! Пиши лучше сценарии для компьютерных игр, Туве. Делай что хочешь, только не спеши. Осмотрись. И подожди заводить ребенка.