В дверях метнулась какая-то тень, заслонив солнечный свет. Я рискнула бросить взгляд, но это, наверное, была птица или качнувшееся от ветра дерево, потому что я никого не заметила. Во всяком случае, пока.

Схватив далеко отлетевшее письмо, я сунула его в конверт и запихала всю эту пыльную кучу в сумку, затем окинула комнату взглядом, не осталось ли следов нарушения порядка. Разгладила складки на краю кровати, где я сидела, проверила пол на предмет незамеченных писем, затем подошла к двери и сощурилась от яркого света. Мгновение я слышала только сумасшедший стук своего сердца. Потом, откуда-то с другой стороны тишины, послышался хруст шагов и мужской голос. И тихое, предостерегающее рычание, от которого волосы у меня на затылке зашевелились.

* * *

Слетев со ступенек и бегом преодолев поляну, я бросилась в заросли чайного дерева, продираясь вперед. Я бежала, и «минолта» била меня по спине, а сумка норовила зацепиться за каждую ветку. Я с топотом неслась по неровной земле, обливаясь нервным потом. Вскоре я оказалась достаточно далеко и понадеялась, что убежала незамеченной. Замедлила шаги. Рискнула оглянуться через плечо.

Что-то белое мелькнуло на открытом участке освещенной солнцем травы, но лишь это я и увидела. Снова пустившись бежать, я метнулась вниз с холма, оскальзываясь на неплотно лежавших камнях, стремясь оторваться от бледного силуэта, гнавшегося за мной среди деревьев.

Затем я услышала предупреждающее рычание, и сзади в мою ногу вонзился какой-то снаряд. Боль возникла мгновенно, ошеломляя своей интенсивностью. Я споткнулась, рванулась вперед и навалилась на дерево, извернулась, задыхаясь, чтобы посмотреть на нападавшего.

Пес был коренастый и грязно-белый, его крепкое тело рябило мышцами, квадратная пасть широко разинута. Пес оскалился, демонстрируя крепкие белые зубы, сомкнувшиеся на моей лодыжке. Я лягнула его другой ногой, но мой обидчик лишь сильнее стиснул зубы. Задыхаясь от шока, я оступилась из-за подвернувшейся ноги и ударилась о дерево, ткнувшись в ствол лицом.

Пес завыл и глубже вонзил зубы. Мир накренился у меня перед глазами. Дерево поплыло в сторону, надвинулась каменистая земля. Каким-то чудом я нашарила ветку, обхватила ее, крепко сжала. Используя ветку как опору, я попыталась встать и вывернуться, но собака зарычала, и на этот раз я почувствовала, как натянулась и лопнула кожа повыше щиколотки. Ощутила жуткое трение, словно кость вывинчивали из плоти.

Ослепшая от боли и трясущаяся так сильно, что уже больше не доверяла своим рефлексам, я нащупала ремешок камеры, сорвала ее с плеча и со всей силы запустила в собаку. Но промазала, треснув камерой по стволу и потеряв в результате равновесие. Я едва не упала, меня затошнило, когда в поврежденной икре стрельнула боль, яркая, как вспышка молнии, отразившаяся в отвечающем за нервную реакцию участке мозга. Именно тогда, в тот миг парализующей растерянности я скорее почувствовала, чем увидела, движение в двадцати футах от меня в лучах солнца, падавших между деревьями.

Там стоял мужчина. Так неподвижно, что вполне мог быть сонным видением. Высокий, широкий в кости, сутулый, с лицом бледным, как луна, с блестевшей кожей…

Затем он исчез. Просто взял и исчез. Я моргнула, вернувшись взглядом в тень и забыв о мужчине, сосредоточившись на дворняге, которая с рычанием держала меня за ногу.

Второй удар получился у меня более точным. Собака взвизгнула, когда камера обрушилась ей на голову. Давление на мою ногу ослабло. Я высвободилась, а собака с рычанием снова бросилась на меня, но затем отскочила, когда я снова размахнулась «минолтой». Камера вырвалась у меня из рук и ударилась о землю. Собака зарычала, скалясь и обнажая запачканные розовым зубы, но не стала бросаться снова, а я не стала дожидаться, собирается ли она это сделать. Прижав к груди сумку, я повернулась и побежала.

Шесть швов, а позднее еще и укол против столбняка – мне было так жаль себя. Я оплатила счет в больнице и дохромала до своей машины, стоявшей внизу у холма. Свернув рецепт на болеутоляющее в четыре, а потом в восемь раз, я отправила его в бездну своей сумки-торбы и решила принять вместо него собственное безотказное средство против боли: путешествие в пекарню.

Была середина дня. Я стояла перед витриной пекарни, балансируя на одной ноге, как цапля, щадя пульсирующий комок боли в ноге. После утреннего злоключения я чувствовала себя опустошенной и страдающей, мучимой вопросами и стремящейся домой, чтобы устроиться на залитом солнцем широком подоконнике и поразмыслить над своей находкой.

Кто был тот мужчина, незаконно живущий в старой хижине, и почему он создал странный маленький мемориал в честь Айлиш? Ведь именно так это и следовало называть. Разложенные кукольные головки, попорченная старая фотография в потускневшей рамке, шкатулка с письмами… Они имели для него значение, но какое? Знал ли он ее? Или просто случайно нашел где-то письма и фотографию и полюбил их?

Я вспомнила розы, обвивавшие шаткую веранду этого домика, большие красные розы, и попыталась почетче их представить, но картинка получилась размытой. В то время мне слишком любопытно было заглянуть внутрь хижины. Но те же самые розы я видела до этого трижды: вокруг Сэмюэла на его страстном портрете в розовой беседке; карабкавшиеся на ограду в саду за домом у Луэллы; и в вазе со свежей водой на могиле Айлиш…

Кто-то тронул меня за руку. Я резко обернулась.

Дэнни Уэйнгартен протягивал мне записку: «Что с вашей ногой?»

От неожиданности я захлопала глазами.

– Что… Как вы?..

Волосы у него торчали во все стороны, одет он был в драную рубашку из фланелета, заставившую меня подумать, не совершил ли он набег на гардероб Хоба Миллера. В тени навеса над витриной пекарни глаза Дэнни приобрели темно-зеленый цвет воды океанских глубин. Он, хмурясь, смотрел на мою ногу, которую я все еще держала согнув, как цапля, потом написал: «Я чувствую запах антисептика. Что случилось?»

– Собака укусила, – выпалила я, все еще испытывая головокружение от его внезапного появления.

Протянув руку, он тронул сбоку мое лицо.

«Синяк под глазом, – прожестикулировал он. – Это тоже собака сделала?»

– Я упала, когда пыталась вырваться.

Морщинка на лбу Дэнни разгладилась. «С виду больно. Вы хорошо себя чувствуете?» – показал он знаками.

Я кивнула, не в состоянии говорить. Я не привыкла, чтобы кто-то за меня переживал, не привыкла, чтобы кто-то взламывал мою охранную систему. Но выражение лица Дэнни – обеспокоенность во взгляде, опущенные уголки губ, то, как заботливо он придвинулся ко мне… Внезапно я сделалась слабой, как котенок, ничего так не желая, как упасть в его объятия и разрыдаться.

Вместо этого я прочистила горло и пожала плечами:

– Ничего страшного. Все нормально.

«Как вы так расшиблись?»

Мгновение колебания. Затем я схватила его за руку и затащила в дверной проем пекарни, проверив, что перед фасадом пекарни пусто, и встав так, чтобы мое лицо видел только он один.