— Отойди от бомбы, — командует Клэр.

— Я этого не сделаю, Клэр, — отвечает Рег. Он понимает, что на него, как огромная волна дерьма, надвигается беда и остановить ее он может лишь своей гребаной бомбой.

Несколько секунд они молча смотрят друг на друга; она держит пистолет, он — свою бомбу.

— Клэр? — вопрошаю я.

— Да заткнись же ты, Дженсен! — говорит она мне снова.

И она совершенно, абсолютно не похожа на ту Клэр, которую я знал раньше. Та Клэр не стала бы приказывать мне заткнуться. Передо мной новая Клэр. С огромным гребаным пистолетом. Боль в моем мозгу начинается с новой силой. У меня появляется предчувствие смерти, будто там ползают какие-то отвратительные личинки. И еще я чувствую мерзкий запах — смрад гниения.

— Оххх… — вырывается у меня. Я хватаюсь за голову и падаю на колени.

— То, что они с тобой сделали, Дженсен, — говорит Клэр, — это неправильно. Это поставило меня в совершенно невозможное положение… Рег, я серьезно, ты должен отойти от этой бомбы, или мне придется стрелять.

— Тогда я ее взорву, — говорит Рег. Он начинает потеть. Я тоже.

— Оххх… — выдыхаю я, потому что пульсирующая боль в моей голове становится еще сильнее.

— Кто он такой, Клэр? Кто такой Дженсен? — спрашивает Рег. — И кто ты?

— Не обращай на нее внимания, Рег, — со стоном выговариваю я. — Не слушай Клэр. Она, наверное, просто спятила к чертям. Она не понимает, что говорит.

— Дженсен, я же велела тебе молчать, — говорит она. — Рег, его зовут Дженсен Перехватчик. Он работает на правительство. Он — шпион.

— Что? — восклицает Рег. Теперь он совершенно сбит с толку. Единственное, что он еще понимает, — это то, что у него здоровенная бомба, а у Клэр — здоровенный пистолет.

— Никакой я не шпион! — кричу я.

Я толком не знаю, почему я кричу это. Наверное, потому, что вся моя старательная работа по внедрению катится к черту, а я все еще пытаюсь довести это дело до конца. Но из-за боли в голове и мерзкого ощущения тошноты я настолько ослаб, что не в состоянии придумать никакой приличной лжи.

— Я на твоей стороне! — кричу я.

Но звучит это совсем не убедительно. Да и неправда это, потому что я не считаю, что я вообще на чьей-то стороне. Я понимаю, что я ни на стороне Клэр, ни на стороне Рега. И никого нет на моей стороне, на стороне Дженсена. Уже больше никого.

— Ты мне нравился, Дженсен, я серьезно, — говорит Клэр. — Им не следовало вставлять этот чип тебе в мозг. Это было неправильно. Но если бы не этот чип, то меня бы сейчас здесь не было.

Она по-прежнему смотрит на Рега и по-прежнему целится в него из своего пистолета. Рег не может поверить в происходящее. Все, что он считал правдой, считал правильным, исчезает, проваливается в гребаное сливное отверстие с громким чавкающим звуком, а потом оттуда лезет какое-то дерьмо.

— Я хочу, чтобы ты знал, Дженсен. То время, что мы провели вместе, очень много для меня значило. Ты правда был мне не безразличен. Да и сейчас тоже, Дженсен. — Все это она говорит, по-прежнему не опуская пистолета.

А я стою на коленях на полу. У меня такое чувство, что меня вот-вот стошнит, что из меня вместе с блевотиной полезут все мои внутренности и заодно мои чертовы мозги.

— И ты тоже, Рег… — говорит Клэр. — Ты тоже мне не безразличен. Правда. Вот почему все это должно прекратиться. Как сотрудник помощи неблагополучным семьям, я прошу тебя отойти от этой бомбы. Все это должно прекратиться. Тебе нужно лечение, лечение в больнице. Ну же, послушай меня.

— Я бы с удовольствием поехал сейчас в больницу, — отвечаю я со стоном.

— Дженсен, прошу тебя, — говорит Клэр. — У нас здесь очень опасная ситуация.

И тут я вспоминаю. Рег и опасная ситуация. Именно об этом говорил мне призрак Эмиль Гендерсон Мартин, когда я гонялся за ним по Лондону. Это доказывает, что дело не в чипе. Все это идет не из него. Об этом говорил мне Гендерсон Мартин. Он посоветовал остерегаться Клэр и кидаться к левому карману, где у Рега лежит детонатор.

Но с чьей стороны левый? Черт! Черт! Черт! Левый с его стороны или с моей? Потому что, если с его стороны, тогда с моей — это, блин, правый. И что, черт возьми, будет, если я кинусь к левому карману с моей стороны, а окажется, что детонатор в левом кармане с его стороны?

Рег и Клэр продолжают пристально смотреть друг на друга. Только я могу все это прекратить. Эмиль/Мартин Мартин так мне и сказал. Это должен быть я. Единственный, кто может все это остановить, — это я.

А из-за этой гребаной пульсирующей боли в мозгу мне кажется: что меня по голове непрерывно лупит своей бутылкой тот старикан-бродяга; или — что я не переставая бьюсь головой о столик в том итальянском кафе; или — что эти козлы из Команды по Перевоплощению вскрывают мой череп и пихают туда свои гребаные раскаленные докрасна чипы и те в конце концов начинают лезть у меня из глазниц; или — что я, выпрыгнув из гребаного окна своей квартиры, бьюсь головой о жесткий гравий плоской крыши «Старого банка»; или — что по голове бейсбольной битой получил именно я, а не тот придурок, который грабил мою квартиру; или — что мой мозг превратился в крошечную высохшую горошину, с грохотом катающуюся в старой кастрюле. Я все еще стою на коленях, и мне кажется, что меня выворачивает наизнанку, мне даже хочется, чтобы все, что есть внутри меня, вышло наружу — весь этот яд и все эти гребаные электронные чипы. Чтобы из меня вышло, наконец, абсолютно все!

И я решаю действовать. Как какой-нибудь чертов тигр в джунглях, я кидаюсь на Рега. Я кидаюсь к левому карману с моей стороны. Я надеюсь, что, если я схвачу его за руку, в которой он держит детонатор, он его выронит, и с нами все будет в порядке. Рег отправится в лагерь по переподготовке, там ему вколют нужные уколы и дадут нужные лекарства. А меня подлечат, а потом мы с Клэр помиримся и станем жить вместе. Мы заведем чертовых детишек, и она будет ходить по моей квартире, расставляя по вазам всякие дурацкие цветы и спрашивая меня, красивые ли они… И я уверен, что цветы эти будут очень даже красивыми.

Взрыв происходит до того, как я его слышу.

Я чувствую его жар и его запах до того, как слышу его грохот. Вдруг в комнате не остается воздуха. Вокруг меня только раскаленное белое пламя.

Невозможно поверить, что эта гребаная бомба все-таки взорвалась. И в то же самое время я прекрасно понимаю, что эта гребаная бомба все-таки взорвалась.

Взрыв выбивает окна, и куча всякого старого барахла Рега, превратившегося в труху, вылетает на улицу вместе с рамами и стеклами. Мебель представляет собой летящие огненные шары из кусков дерева и обивки.

Распространяется уже знакомый запах обгоревших волос и химической взрывчатки. И еще я впервые в жизни чувствую запах горелой человеческой плоти и сразу понимаю, что именно это такое.

Вместе со взрывом Рег поднимается в воздух. Его голова отрывается от тела и бешено вращается, а рот на этой голове судорожно открывается и закрывается, как у рыбы, выброшенной на берег. Туловище Рега дергается и машет руками, как крыльями.