– Одежда из Турции... Свитера, куртки, постельное белье... Гардины с позолотой...

– Вот так и скажи – о белье шел разговор с гостем, о свитерах... Подробностей не знаешь, но шел разговор о куртках. Снова повторяю – о лесе, обо мне, о нашей фирме ни слова. Ты же знаешь, найти тебя я всегда смогу. И наши ребята тебя найдут. И маму твою. И Аннозачатовку ни с каким другим селом не спутаешь. Меня видели в деревне, я спрашивал дорогу к твоему дому, твои слова подтвердят. Мы договорились?

Валентина долго молчала, глядя в окно, потом повернула голову к Здору.

– А может, мы его куда-нибудь денем? Никто не будет искать. В Ливане могут хватиться через месяц, не раньше.

– Не надо, – твердо сказал Здор. – Будет хуже. Для тебя будет хуже.

– Почему?

– Следы всегда остаются. Поэтому пусть остаются. Но перестанут быть следами. Они тебя ни в чем не уличают. Говорю еще раз – вали все на меня. Пришел, дескать, совершенно тебе незнакомый человек, поругался с Фавазом, когда заглянула в комнату, потеряла сознание. Пришла в себя и сразу в милицию. Мне нужно три часа. Даешь мне три часа?

– Бери, – передернула округлыми плечами Валентина.

– Меня искать не надо. Звонить не надо. Если прижмет – сам найду.

– Найди, – безучастно продолжала ронять словечки Валентина. – Мама здесь остается. Она будет знать.

– Учту.

– Я позвоню тебе в Москве из автомата.

– Не надо.

– Я позвоню из автомата, – так же без выражения повторила Валентина. – В Москве. Не завтра... Через месяц, через год.

– Через год позвони.

Здор полуобнял Валентину одной рукой, прижал к себе, ткнулся губами в ее уже знакомые волосы и, не оглядываясь, вышел из комнаты, вышел из дома, вышел со двора. Он знал дорогу и не медля направился к трассе. Когда поднял руку, остановился первый же «жигуленок».

– В Днепр довезешь?

– Сто гривен.

– Поехали.

Километров через десять Здор сошел у какой-то забегаловки.

– Перекушу, – сказал он. – Меня не жди, – вручив водителю тридцать гривен, бросил за собой дверцу и вошел в темное, душное помещение придорожной столовки.

Выглянув в окно и убедившись, что его водитель отъехал, он вышел, перебежал на противоположную сторону шоссе и уже через пять минут ехал в обратном направлении, к Кривому Рогу. Следующий частник подвез его в Кировоградский аэропорт.

Подойдя к кассе, Здор задал единственный вопрос:

– Куда отлетает ближайший самолет?

Ближайший самолет отлетал через час в Киев.

В Киеве Здор сел на вечерний поезд и утром был в Москве.

В понедельник.

А ровно в десять вошел в главную контору фирмы и тут же, столкнувшись с Мандрыкой, весело пожал ему руку.

– Слушай, а как ты все-таки собираешься искать Фаваза? – спросил Мандрыка, проявляя все ту же непонятную настойчивость.

– Да ну его к бесу, этого Фаваза! Что мне, больше делать нечего?!

– Тоже верно, – Мандрыка пожал плечами и направился в свой кабинет.

И опять Здор заметил, не мог не заметить – с облегчением перевел дух Мандрыка.

С явным облегчением.

Будто у него гора с плеч свалилась.

– Тю-ю, – озадаченно протянул Здор.

С каждым днем в Коктебеле все холоднее. Стылая галька уже не манит как прежде, теперь она вызывает озноб и опаску. Подойдя к необыкновенно чистой воде, окидываешь взглядом водные горизонты – нет ли где одинокого пловца, нет ли среди круглых буев одинокой головы человеческой? И увидев такую шальную голову, невольно и сам обретаешь твердость, способность войти в воду.

Исчезли яхты, стоявшие все лето у пирса, отогнал свою «Касатку» в днепропетровские доки и мой киллер-банкир. Затащил напоследок в «Зодиак», угостил текилой, похлопал по спине и был таков. Джип поджидал его тут же, на набережной.

– Увидимся, – сказал он.

– Авось, – ответил я.

– На следующий год приедешь?

– Буду стремиться.

– Приезжай! Мы все-таки исполним нашу замечательную затею.

– Какую? – не понял я.

– Забыл? На яхте! В море! За горизонт! В компании семи цветов радуги! Слабо?!

– Да нет, почему... Можно.

Он распахнул дверцу, впрыгнул внутрь и исчез за темными стеклами джипа. Но тут же одно стекло поползло вниз, и снова показалась румяная, лысая, жизнерадостная физиономия Андрея.

– Держись, браток! – сказал он. – У всех свои проблемы. И я не уверен, что мои легче твоих! Совсем не уверен!

Вместо ответа я поднял сжатую в кулак руку и с силой потряс в воздухе. Дескать, просто так нас не возьмешь.

Андрей подмигнул, джип сорвался с места и тут же свернул в сторону кафе «Икс» – там был поворот на трассу. Последний раз сверкнули на солнце задние стекла, и джип исчез из виду.

В Коктебеле стало еще пустыннее, еще просторнее.

Бредя дальше по набережной в сторону спасательной станции, в проеме ресторана «Богдан» я увидел Славу Ложко – поэт призывно махал рукой, зазывая пройти внутрь.

– По глоточку? – спросил он.

– Можно.

Слава сделал какой-то жест рукой, и перед ним на столике, накрытом вишневой бархатной скатертью, сами собой возникли две рюмки с тяжелыми литыми донцами и графинчик с коньяком «Коктебель». Слава налил в рюмки, посмотрел на меня.

– За победу над силами зла! – с убежденностью произнес он, требовательно глядя мне в глаза.

– Как мы их понимаем, – добавил я.

Слава подумал, вскинув бровь, видимо, моя поправка пришлась ему по душе, и одним махом опрокинул рюмку в себя. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру.

– Давно нашего дознавателя видел? – спросил Слава.

– Давно.

– Спрашивал о тебе. Интересовался.

– А сам из ресторана чужую бабу увел, – сказал я ворчливо. – Из бандитской компании, между прочим.

– Не увел, – Слава махнул рукой. – Они подсунули ему эту бабу. А он и рад.

– А, тогда ладно, тогда ничего.

– Если будет доставать – скажи. Отошью.

– Заметано, – сказал я.

Графинчик к этому времени кончился, впрочем, вполне возможно, что кончился не первый и не второй графинчик, поскольку в ресторане Славы Ложко подобные вещи случаются.

И я снова оказался на пустынной, солнечной набережной. Слепяще играла на солнце сильная волна, с моря дул порывистый ветер, над Карадагом собирались тучи – ночью будет дождь.