— Это я помню. Но только обратите внимание. Я вас спрашиваю, кто это мог сделать, пользуясь вашими сведениями об Аслане. И не спрашиваю, кому вы заказали его убрать. Чувствуете разницу?

— Более чем.

— Отлично. Теперь я вам скажу открытым текстом. Начальство на меня крепко насело по поводу этого дела и не слезет, потому что оно взято на президентский контроль. Я, соответственно, не слезу с вас. Если мы не договоримся с вами сейчас, то через пару дней вы сами ко мне прибежите и расскажете все и даже больше того. А если вы, к примеру, захотите отсидеться где-нибудь на Кипре или еще где, то у вас могут возникнуть проблемы с загранпаспортом. Вот это то, что касается угроз.

Большаков услышал во всей этой тираде главное — президентский контроль. Он даже не стал анализировать или пытаться брать тайм-аут, чтобы узнать, так это на самом деле или нет. Такими словами не бросаются. Тогда все обещания этот довольно невзрачный капитан, говорящий несколько в нос, отчего его слова становятся как будто менее убедительными, вполне в состоянии выполнить. Тогда на Большакова навалится вся государственная машина, и от его бизнеса останутся рожки да ножки, в смысле рога и копыта. А может быть, и впрямь пора съездить за кордон? Хватит уже ковыряться во всем этом… Покупателя на свой бизнес он найдет и из-за границы. Эх, надо было еще неделю назад делать отсюда ноги.

Неожиданно он испытал большое облегчение. Впереди не будет ни чиновников, ни дурных налогов. Один сплошной отдых. Чудное место в Европе, покой и вообще хорошая, обеспеченная жизнь. Пашкова, конечно, жаль, но бизнес есть бизнес. Иначе он рискует остаться голым на старости лет.

— Ну что ж… Ваши аргументы представляются мне убедительными, и я поделюсь с вами кое-какими соображениями на этот счет. Но только при одном условии.

— Это при каком же?

— Информацию я вам дам, но не показания.

— То есть без протокола?

— Точно так.

— Сказать правду, тут я нахожусь в затруднительном положении.

— Очень вас понимаю. Еще чаю? — спросил Большаков тоном гостеприимного хозяина, одновременно прикидывая, сколько ему нужно времени, чтобы собраться.

— Не стоит. Ну ладно. В конце концов, у нас сейчас не следственные действия, а розыскные. Могут же быть у меня агентурные сведения? Ладно, договорились, агент Большой. Рассказывайте.

Большаков предпочел не обращать внимания на то, что его назвали агентом, приняв это за не слишком удачную шутку. Хотя на самом деле он сейчас выступал действительно как агент, но только не время заниматься подобными тонкостями. Главное — отвязаться от капитана с его гэбэшными штучками, а завтра он уже будет жителем другой страны.

И Большаков, хотя и скупо, но все же достаточно подробно рассказал о своих беседах с Пашковым и о том, как тот принес ему известие о гибели Аслана. Умолчал он только о фотографии. В конце концов, к нему самому претензий быть не может — он не заказывал, не участвовал, денег не делил. Горохов слушал его внимательно, и было видно, что он не очень доволен. Скорее всего, сказанного ему не хватало, но он, задав несколько уточняющих вопросов, поблагодарил и ушел, оставив после себя ощущение тревоги и еще чего-то, что Большаков постарался смыть рюмкой коньяка.

Начальнику криминальной милиции г. Москвы

РАПОРТ

По имеющимся оперативным данным, в последние двое суток из следственных изоляторов г. Москвы, Санкт-Петербурга и некоторых других, расположенных в Центральной России, в массовом порядке стали исходить тайные записки, т. н. малявы, от содержащихся в них крупных криминальных авторитетов, в т. ч. воров в законе. В них содержатся призывы или даже прямые указания прекратить всякие деловые операции с выходцами с Кавказа, и в первую очередь с чеченцами. В некоторых текстах содержатся предложения начать их поголовное уничтожение в центральных областях или выдавить их на Кавказ (напр. «Загнать пиковых обратно в горы»).

По непроверенным оперативным данным, готовится общероссийская сходка, на которой именно этот вопрос будет одним из главных.

За истекшие сутки зафиксировано уже несколько случаев избиения и покушения на жизнь лиц кавказского происхождения.

22 января. Подполковник Бараковский.

По субботам у Калиты был банный день. Вставал он, как всегда, рано, неплотно завтракал и собирался в баню. Назвать это сборами в полном смысле трудно — ему и нужно-то было всего выбрать себе чистую рубашку, трусы да носки из шкафа, а баня — деревянный сруб, стоявший на краю участка, — была уже готова: натоплена, халаты и полотенца разложены по лавкам, бутылки с пивом, охлаждаясь, лежали в деревянной шайке с холодной водой. Всем этим занимался помощник, он же и водитель, живший вместе с Калитой в его доме. Баня была сделана по старорусскому чину, как говорил бригадир плотников, ставивших ее. Никакого электричества, не считая лампочек, все натуральное. Печь топилась дровами, на ней котел с водой. В предбаннике лавки, на которых можно как посидеть, так и полежать, приходя в себя после жаркой парной. Веники — березовые, дубовые и даже еловые, которые, говорят, хорошо от радикулита помогают. Для того чтобы все подготовить, помощнику приходилось вставать пораньше. Хорошо хоть дрова не надо было колоть — покупал готовые в соседней деревне.

Вымывшийся и напарившийся, чистый до скрипа Калита вернулся в дом, нарочно медленно идя по заснеженной дорожке, чувствуя, как под неплотно запахнутый тулуп, который был специально для такого случая куплен на рынке в Ярославле, проникает мороз, приятно покалывая распаренную кожу и делая с ней что-то такое, от чего хотелось жить. Он успел подняться на крыльцо, предвкушая два раза по сто грамм водочки под горячие щи, когда увидел подъезжающую к воротам черную «волгу» с антенной радиотелефона на крыше. На таких машинах до сих пор любит раскатывать милицейское начальство. Благостное настроение сразу пропало. Кого это там черт принес? Есть у него один день в неделю, когда он отходит от забот, так и тот надо испортить.

— Петя! Глянь, кто там, — позвал Калита своего помощника, который возился около бани.

Петя бросил свое занятие, сунул руку в карман меховой куртки, проверяя на месте ли оружие, и поспешил к воротам. Калита решил не рисковать здоровьем — после бани простудиться легче легкого, особенно в его возрасте, — и прошел в дом. За происходившим во дворе он предпочел наблюдать через окно.

Петя открыл перед «волгой» ворота и пропустил на территорию. Из машины вылез всего один человек. Больше в салоне никого не было видно. Он потоптался около, наблюдая за тем, как помощник затворяет ворота на металлический засов, без интереса осмотрел территорию и в сопровождении Пети пошел к крыльцу. Калита его узнал. Гость звался Сашей Крымским и принадлежал к «синим», то есть к тем, кто придерживался старых воровских традиций. Таких с каждым годом становилось все меньше. Здесь он уже бывал и потому не проявил к дому особого интереса. Только наверняка отметил про себя, что роскоши у Калиты не прибавилось, живет скромно, как и полагается настоящему вору. Даже время для приезда наверняка выбрал с умыслом, как раз банное, чтобы застать хозяина в самый, можно сказать, частный, почти интимный момент и увидеть, как и с кем он его разделяет. Ну тут он для себя ничего особо интересного не увидел. Никаких визгливых девок, пьянки и прочего, хотя, если бы и было что такое, Саша и рта по этому поводу не посмел бы раскрыть.