Но Ельга не ждала никакого Кия. Свое право она намеревалась сохранить если не для Свена, то для его детей – тех, которые родятся у него от женщины высокого рода. Пусть даже это будет древлянка…

Прошло дней шесть, как Свен уехал в Чернигов. Ждать его назад скоро не следовало, и, услышав, что сверху по Днепру прибыл спешный гонец, Ельга встревожилась: что такое? Уж не напал ли на брата кто по пути? Ведь у него два десятка, и если древляне вышли из своих земель к берегу реки и подстерегли его… Ее облило ледяной дрожью, так что сердце едва не остановилось. Не чуя под собой ног, Ельга прошла в гридницу, заставила себя сесть на место перед пустым пока престолом и только потом спокойно оглядеться в поисках гонца.

– Будь жива, госпожа! – Ей поклонился обычного вида отрок, курносый, скуластый, ничуть не похожий на вестника Мары.

Вид у него бы не так чтобы огорченный, напротив, померещилось, что он едва не подмигивает.

– От кого ты? – стараясь, чтобы голос не дрожал, едва вынося последние мгновения неизвестности, спросила Ельга. – Откуда?

– Из Любеча я. Боярин Торстен меня прислал. Передал весть радостную.

– Радостную?

В мыслях Ельги мигом возникло: внезапно умер Житимир в Искоростене, и древляне решили принести киянам клятвы покорности… Беспокоилась она только о древлянах, и ничто другое ей на ум не пришло.

– Приехал от верховий князь Ингер, Хрориков сын, с женой и дружиной. Отдыхает у Торстена, через день-другой в Киев тронется.

– К-кто?

Ельга хорошо расслышала слова отрока. Она помнила, кто такой Ингер, Хрориков сын. Но заботы последних месяцев так прочно заслонили былое ожидание, что она совсем забыла о нем. Она так привыкла к мысли, что отстаивать землю Полянскую и править ею придется им вдвоем со Свеном, что Ингеру не находилось больше места в ее мыслях.

А он приехал… Если сейчас он в Любече… или уже выехал… дороги три дня, не более… Через день-другой он будет здесь.

– Князь Ингер, с женой и дружиной, – повторил отрок.

– Что он… здоров? – сама себя не понимая, спросила Ельга, чтобы что-нибудь сказать и по возможности скрыть свои чувства.

– Устал с дороги, говорит, два месяца же из Холмогорода добирались. А так здоров, бодр. Очень, говорит, желает поскорее добраться. Мешкать не станет. Видно, уже и едет. Я, может, на день-другой его опередил.

– Отдыхай, – выдохнула Ельга.

Рагвид увел отрока, а Ельга так и сидела среди выжидательно молчащих хирдманов.

Вот и кончилось ее сказание… Недолго побыла она девой Улыбой. Как она обрадовалась бы приезду Ингера весной, пока ждала и томилась затянувшимся безвластием. Но стоило поверить в свои силы, и прежняя радость обернулась… не бедой, но тягостым разочарованием. Она не могла обрадоваться тому, что в бой с древлянами киян поведет другой человек – мужчина знатного рода, настоящий князь, тот, кому сам Ельг оставил свое наследие. Она будто бы разбежалась изо всех сил, собираясь взлететь… но шлепнулась и вот сидит, потирая ушибы.

Прошли времена премудрой девы Улыбы. С этого дня они со Свеном – не правители, воины и судьи, а лишь домочадцы истинного хозяина. Никогда раньше Ельга не желала власти, но теперь чувствовала себя жестоко обманутой судьбой. И стыдно было взглянуть в глаза гридям, будто она сама обманула их.

– Эй, госпожа! – окликнул ее знакомый неторопливый голос.

С трудом Ельга подняла глаза и встретила прямой взгляд Фарлова. Похожий на ворона чернобородый воин, с его переломанным носом и густыми черными бровями, кажется, улыбался. Никогда в жизни Ельга не видела улыбки Фарлова, и от удивления даже горечь отступила.

– Госпожа! – повторил он. – Мы готовы были признать тебя своим конунгом не только потому, что у нас не было никого другого. Прикажи – и мы выкинем этого пришлого удальца с кручи в Днепр, пусть плывет к йотунам и там ищет себе владений.

– Участвую! – быстро сказал Асмунд.

У Ельги так и встало перед глазами – незнакомый ей Ингер летит с высоты в широкий Днепр, раскинув руки и ноги в стороны, замирает в воздухе испуганный крик… И ей стало так смешно, что она согнулась от хохота. Она смеялась и смеялась, пока не захохотали все отроки вместе с ней. Но вскоре смех ее перешел в рыдание, и она, как ни старалась, не смогла скрыть от хирдманов текущие по лицу слезы.

⁂

Первым от княжьего двора нового господина встречал Асмунд – и вовсе не для того чтобы выкинуть в Днепр. Одетый в свою лучшую красную рубаху, привезенную от греков, и синий кафтан, ради жары спущенный с одного плеча, подпоясанный хазарским поясом с серебряными бляшками, он вместе с двумя полянскими боярами приветствовал Ингера на пристани у Почайны, когда тот об руку с молодой женщиной в белом убрусе сошел с лодьи.

– Вот князь наш новый, Ингер, Хрориков сын, Ельгов сестрич! – сказали Асмунду киевские посланцы, Братимил и Светлой, что были еще зимой отправлены на север за этим долгожданным гостем.

Для прибывших Ельга выслала трех лошадей – Ингеру, его жене и боярину-кормильцу. Однако молодая женщина села позади Ингера, на круп, и ехала, держась за его пояс, а третья лошадь досталась Иворову сыну. Этот порядок Асмунду показался странным: с чего Ингерова жена пренебрегает прекрасной серой кобылой и собственным Ельги хазарским седлом, отделанным резной костью и полосатым шелком? Однако удивился он лишь мысленно: то Ингерова жена, ему и решать, как ей ездить. Сам Асмунд ехал впереди, потом шел его десяток гридей, потом Витислав и Станимир верхом, потом Ингер с приближенными. Следом шли пешком Ингеровы люди, а за ними валили толпой кияне, собравшиеся поглазеть на своего нового господина. Радостные и удивленные выкрики висели над берегом, сопровождая шествие во всем пути на Гору.

Вторым приезжих встречал Славигость – у ворот княжьего двора. Когда они сошли с коней, он повел их в гридницу. У скамей там стояли лучшие мужи Киева и старшие гриди, а перед престолом Ингера ждала Ельга.

Как и всем входящим, ему первым делом бросилось в глаза высокое княжье сидение – пустое, лишь с продолговатой подушкой, обшитой красно-белым полосатым шелком. Но Ингеру, единственному из всех сюда входящих, эта пустота показалась гостеприимной – ему и было суждено ее заполнить собою. Он оглянулся на Прекрасу, что шла возле него, и чуть заметно кивнул ей на престол. И она опустила веки, будто говоря: да. Это наше.

Но на пути туда, между вошедшими и престолом кое-кто стоял – это была девушка в белом варяжском платье. По золотым украшениям, окованному серебром рогу в ее руках Ингер понял: это его двоюродная сестра, дочь Ельга. Он слышал о ней от киевских бояр, Братилы и Светлоя, и все же ее вид удивил его. Незамужняя девушка, нуждающаяся в защите родичей-мужчин, она всем обликом источала уверенность и величие. Она казалась сердцем дома, средоточием его тепла, незримая власть ее разливалась, заполняя каждый угол и каждую щель. Княжий стол был пуст, но у дома его имелась хозяйка и владычица.