— Конечно, Георг Робертович, — делаю я книксен и вкладываю ладонь в его вытянутую руку. — И важное, и нужное. Ты так уверенно говорил мне про войну, про действия Империи, про то, чем всё это может обернуться, а на самом деле никогда и не собирался идти против этой лживой церкви.

— То, что я говорю тебе в спальне, — кладёт он руку мне на спину, но, склонившись к уху, не двигается с места, — должно оставаться в стенах спальни. Это закон. А всё, что я говорю остальным, тебе лучше не знать. Однажды мне уже вонзили нож в спину. Если я направо и налево буду всем рассказывать о своих планах, как ты думаешь, сколько ножей в неё вонзят ещё?

— А мне? — даже и не знаю, что сказать в своё оправдание. — Если я буду жить в неведении? Если ты будешь мне врать?

— Ни одного, если я с тобой. Я тебе не врал. И всё, что тебе надо знать, я расскажу тебе сам, — прижимает он меня плотнее и увлекает, закружив по комнате.

— Откуда ты можешь знать, что мне надо, а что нет, Гош?

Боже, как это волшебно, даже без музыки двигаться ним в танце, что уже не хочется думать ни о чём.

— Потому что я родился и вырос в этом мире. В этом замке. В этих стенах. Потому что знаю, в отличие от тебя, по каким законам он живёт. И я с тобой. Я никому не дам тебя в обиду. Просто доверься мне. И поверь, что, если я не говорю куда уезжаю каждый вечер, значит, тебе лучше это не знать.

— А этот разговор с Дамианом? Ты бы рассказал мне о нём?

— Ну-у-у… — прищуривает он один глаз, останавливаясь. — Пожалуй, не всё. Про бордель точно бы опустил.

— Тогда я рада, что его подслушала, — прохожу под его рукой. — Это была самая интересная часть.

— Нет, не рада.

Охаю, когда он перегибает меня через руку, заставляя откинуться назад.

— Теперь ты ревнуешь, — возвращает он меня на место и снова прижимает к себе. — Тебе кажется, что я обижен на Катарину за то, что она меня обманула, отдалась Дамиану. Ты думаешь, что я ревную Катарину к нему. А это не так.

— Нет, теперь мне жалко Дамиана. И Катарину. И Таирия. И больше всего тебя, — забираю я руку и обнимаю его покрепче.

— Меня-то за что?

— За то, что ты хотел как лучше для всех. Хотел поступить правильно. И именно тогда в твоей жизни и началось всё неправильное. У нас говорят: благими намерениями вымощена дорога в ад.

— А у нас: благие намерения — для Орта, благие дела — для Ога. Но всё, что я сделал, было не напрасно. За это мне дали тебя, — целует он меня в висок. — А это столько счастья, что за всю жизнь мне столько не вынести.

— Ну и кто ты после этого? — задираю я голову.

— Тот, кто от всех этих разговоров ужасно проголодался, — привычно упирается он лбом в лоб. — И съел бы сейчас как минимум жареного быка.

— Ладно, — целую его быстренько. — Спрошу на кухне, остались ли ещё пирожки.

— И такой красный суп тоже неси. Ты говорила он вкуснее, когда вчерашний, — кричит он вслед. — Из овощей.

— Хорошо, — подмигиваю я, оборачиваясь в дверях.

И сама, сама иду для него на кухню. Слабая женщина!

Вот так борешься, борешься за равноправие, а потом появляется Он. И какие слуги! Какие кухарки, повара! Когда он ест из твоих рук и предпочитает то, что ты сама готовишь.

И пусть теперь придётся придумывать новый план, но это только у Карнеги «если вам достался лимон, сделайте их него лимонад». Вот он пусть и варит свой компот. А наши люди компот варят из овощей. И зовут его борщ. И будет он понажористее лимонада, а мой план покрасивше жалкого плана ведьмы. Потому что мне теперь не только есть ради чего умирать. Мне, чёрт побери, есть ради чего жить. И есть преимущество, о котором она даже не подозревает: я люблю его, и он любит меня.

Я всегда знала, что куда бы мы, девочки, ни шли, самый короткий и быстрый путь всегда лежит или через постель, или через желудок мужчины.

И честно говоря, я-то рвалась всего лишь на свободу. Всего лишь хотела, чтобы Гошик разрешил мне ездить куда мне надо, раз уж я обещала не задавать ему вопросов где он шляется каждый вечер. Пусть бы дал сколько угодно охраны, лишь бы разрешил.

Но, походу, нашла скоростной лифт. Он дал мне не только свободу передвижения, не только лучших своих бойцов в телохранители, но и Барта в придачу. А ещё сообщил, что завтра я вместе с ним пойду на Совет.

— Нет, не то чтобы я недовольна, но почему Барт? — пытаюсь я хотя бы слишком счастливо не улыбаться.

— Самое дорогое я могу доверить только ему.

— А армия? — стряхиваю я крошки третьего пирожка с его бороды, пока он довольно мычит и закатывает глаза от удовольствия.

— Любой дурак может командовать хорошо обученной армией. Невозможно найти того, кто справится с тобой.

— Ты мне нагло льстишь, потому что хочешь ещё пирожков, — прищуриваюсь я.

— Готовишь ты даже лучше, чем танцуешь, — хитро улыбается он и, чмокнув меня в щёку, встаёт.

— А волшебное слово? — кричу я ему вслед.

— Чуть не забыл, — оборачивается он в дверях и прицеливается в меня пальцем, прикрывая один глаз. — Я хочу тебя!

— Пошёл нафиг! — кидаю в него скомканной салфеткой.

— Опять перепутал? — ржёт он, спрятавшись за дверью, а потом выглядывает. — Спасибо, заноза моя! Я всё ещё люблю тебя. Не скучай.

Где-то там в недрах замка его ждут важные дела, государственные заботы, срочные бумаги, а где-то здесь передо мной стоит почти непосильная задача придумать как избавить его от проклятья и самой попасть в этот мир. Потому что его мечты вдруг стали моими планами. А в моих планах теперь добыть как можно больше информации из Катькиных откровений, что прослушала я вполуха на нетрезвую голову и про которые была уверена, что они мне никогда не пригодятся.

И теперь мне нужна ортова «белая лента», отрезанные волосы и фотография, вещи из Катькиного тайника, оговы цветущие крокусы — это минимум, а максимум… да всё что угодно.

И я ещё делаю пометки в своей незаменимой книжечке, когда приходит Марго.

С появлением в моём гардеробе удобных платьев, а в моём арсенале — обычных резинок и шпилек, из которых я сама за пять минут делаю «шишку» или «хвост», её услуги стали требоваться мне всё меньше. И с бумагами я легко справляюсь сама. Лишь местные сплетни из гостиных знатных господ она по привычке ещё приносит на хвосте, хотя, честно говоря, они мало чем отличались от сплетен на нашей кухне.

— Я взяла у писаря канцелярии что вы просили, — без особого подобострастия протягивает она список членов совета с указанием должностей и вменённых обязанностей.

Всё же к завтрашнему заседанию я тоже решила подготовиться, чтобы иметь представление «ху из ху» и не выглядеть там бревном с глазами.