– Да я-то ничего, и поскучаю, так не рассыплюсь, – Грикардос смерил его проницательным взглядом. – Ты, главное, себя побереги!

Кароль фыркнул.

– Чтобы я себя, любимого, не поберег! Можно подумать, ты меня плохо знаешь.

– Хорошо… в том-то и дело, – проворчал гном.

– Отстань, – сказал капитан Хиббит. – Ну что, все сыты? Пора! Проводим Гришку, а сами махнем еще в какую-нибудь гостиничку. Там и отоспимся.

Кавалер Грикардос, бурча что-то себе под нос, начал собираться в дорогу. Сборы его заключались, в основном, в укладывании в заплечную суму самых любимых и полезных камушков. А имелось их у запасливого гнома немало…

Некоторое время все молча наблюдали за ним.

И вдруг Антон сказал:

– Но если магистр Робинрауд охотится за квейтанцами… значит, из нас четверых Веронике угрожает наибольшая опасность?

Кароль повернулся к нему.

– Да. Не то чтобы наибольшая, но угрожает. И я с удовольствием отправил бы и Веронику Андреевну куда-нибудь подальше отсюда, пока…

– Пока – что? – тяжело спросил Антон.

– Пока я не разберусь с Алиэттой Конкайт, – ответил капитан Хиббит, глядя ему прямо в глаза. – И… если поиски Меченого затянутся, то и с Орденом Черного Света тоже.

– Вот как?

Кароль пожал плечами.

– Это, в конце концов, моя работа. Тариану надо спасать. И при сложившихся обстоятельствах все, что я могу предложить для вашей безопасности, – это переправить всех троих на время в другой мир. Только вот куда? И потом, не хотелось бы оставлять вас без присмотра…

– Разве это ваша работа, капитан? – неожиданно спросил Овечкин. – Я имею в виду, воевать с Орденом. Вы ведь разведчик, а не солдат!

Кароль тяжело вздохнул.

– Разведчик – тоже солдат. У меня нет возможности сообщить квейтанцам о том, что здесь происходит. И значит, я должен попытаться сделать все сам.

Из угла, где возился с камнями Грикардос, донесся не менее тяжелый вздох.

– Так я и думал…

Гном бросил суму и подошел к столу.

– Никуда я не пойду, Кароль!

– Пойдешь, – жестко сказал капитан Хиббит. – Кроме всего прочего, у меня есть для тебя поручение. Ты – моя единственная надежда. Будешь караулить на Кортуне квейтанцев – они непременно явятся туда за мной, если уже не явились, – и передашь донесение. Хоть тресни… даже ценой собственного ареста. Ты понял? Я потом тебя выручу, обещаю.

Грикардос почесал в затылке.

– Ну, если только донесение передать… чтоб подмогу прислали…

Он раздумчиво покивал головой и ушел в свой угол.

– Подождите, – сказал Михаил Анатольевич. – Коли на то пошло, кавалер Грикардос не единственная ваша надежда, капитан. Есть еще я… и я вполне могу отправиться ненадолго на Землю и передать ваше донесение тамошней Страже.

– Можете, – сказал Кароль. – Но вы также можете привести за собой хвост. Что, скорее всего, и случится, как бы вы ни старались оторваться. В Стражу кого попало не берут. Вам устроят форменный допрос – кто вы, откуда знаете про Тариану и про ворота…

– Но мы уже шли на такой риск здесь…

– Это другое дело, – перебил Кароль. – Я был рядом.

– Не вижу логики…

– Логика проста. Если бы вас задержали, я бы это увидел. И мог принять меры. Стража вас в конце концов отпустила бы, но вы не привели бы ее к нам. А уж потом я как-нибудь да связался бы с вами… Поймите меня правильно – я не зря так опасаюсь встречи со Стражей. Если меня арестуют, мне придется по-настоящему плохо… в сравнении с этим даже Орден Люмьер Нуар – семечки. И рисковать я больше не хочу.

В разговоре вновь наступила пауза. Капитан Хиббит впервые заговорил о грозившем ему наказании без обычной насмешливой улыбки, и Веронике, когда она представила, что все это – стирание памяти и высылка из волшебной страны – может случиться с ним на самом деле, сделалось очень не по себе. Все из-за нее и ее желаний…

Затянувшееся молчание снова прервал Овечкин.

– Я вот думаю порой, – сказал он, ни к кому не обращаясь, – так ли уж важно это самое спасение мира, о котором постоянно пекутся герои – и в литературе, и в жизни? Мне почему-то кажется, что спасение отдельной человеческой души важно не менее. А то и более. Ведь мир, в конце концов, состоит из людей…

– Да, – перебил его Кароль. – Вы абсолютно правы, Михаил Анатольевич. Я понимаю, что вы хотите сказать, и о людях, поверьте, я тоже думаю. О тарианцах, например. А еще… – Он криво усмехнулся. – Вы знаете, чего я всегда боюсь – пока спасаю миры? Боюсь, надо признаться, больше всего на свете… столкнуться на этих крутых дорожках со своим старшим братом, Идали!

Он умолк, вытащил из кармана коробку сигар, раскурил одну – руки при этом слегка дрожали. И, сделав несколько глубоких затяжек, продолжил:

– Так уж случилось, что мы служим разным силам. И как в моем случае выбор сделали за меня – нашелся добрый человек, который вытащил из грязи, – так и брат мой не сам выбрал свою дорогу. Он от рожденья обладал магическим талантом… и был еще маленьким мальчиком, когда им заинтересовался один из Восставших Изначально. Демон высшей иерархии взялся за дело самолично – где уж тут устоять ребенку!

Теперь Идали служит тьме. Он тоже – черный магистр. И не сегодня-завтра… через год, через двадцать лет судьба обязательно сведет нас лицом к лицу. И что вы предложите мне делать – печься о спасении его души, когда на карте будут лежать судьбы мира?! Все не так просто, Михаил Анатольевич… О его душе есть кому позаботиться, помимо меня, и, надеюсь, душа эта не вовсе потеряна для добра, если в ней живет – способна жить! – великая любовь к женщине. Я же буду лучше думать о мире, который мне придется защищать от своего брата, иначе… страшно подумать, чем это может кончиться.

Кароль снова нервно затянулся, и Овечкин, воспользовавшись паузой, сказал:

– Я не предлагаю вам печься о его душе или чьей-то еще. Я говорю о вашей собственной…

– О моей? – деланно удивился капитан Хиббит. – С ней что-то не в порядке? Нет, я, конечно, ангелом себя не считаю, но все-таки…

Михаил Анатольевич улыбнулся.

– Будьте вы хоть чертом, капитан… я имею в виду вовсе не ваши грехи.

– Да? А что же?

– Подумайте немного – в кратком промежутке между спасениями миров.

Капитан Хиббит посмотрел на него сердито.

– Это вы к тому, что желание мести недостойно благородного человека? Вы уже намекали… Может, оно и так, но я имел неосторожность дать клятву. И сдержу ее.

Михаил Анатольевич тяжело вздохнул.

– Ну, если вы хотите думать, что я говорю именно об этом, – думайте… Кажется, кавалер Грикардос уже собрался в дорогу?