– Подойдет обычная одежда, мистер Керн. Сам Рубин вообще предпочел шорты. Сегодня он много ходит по жаре, проверяя, насколько все мы готовы к этому событию. Скоро увидимся.

Лидия повесила трубку закрепленного на стене телефона. Заметив, что я открыл глаза, она улыбнулась мне так, словно мы были старыми друзьями.

– Вы только послушайте этого идиота, Райдер! Он хотел узнать, насколько формальной будет обстановка аукциона. – На лице ее появилась озорная улыбка. – Может, перезвонить+ ему и сказать, чтобы он надел смокинг?

– Здесь все фальшивое, – сказал я. – Абсолютно все.

– Зато деньги самые что ни на есть настоящие. Кстати, о деньгах: пришло время моего выхода. – Лидия встала. Куда только подевались ее сутулость, старомодность, подавленность. Сегодняшняя версия этой женщины была легкой и грациозной, и двигалась она, как пантера на охоте. Лидия оторвала от рулончика кусок липкого пластыря, заклеила мне рот, после чего скрылась за дверью. Мои крики, напоминавшие сдавленное мычание, не долетали даже до крыльца.

Я снова попытался перекатиться, но метла за спиной не давала ни малейшего шанса. Тогда я передвинул пятки немного в сторону и оттолкнулся, но от этого только повернулся вокруг своей оси на связанных за спиной руках. Покрутившись, как сломанный компас, в разные стороны, я сдался, не видя возможности освободиться.

Через двадцать минут, судя по часам на стене, Лидия вернулась еще с одним чемоданом.

– Спасибо, что одолжили мне свою машину, – сказала она, помахав моими ключами. – Простите, но я бросила ее в паре кварталов отсюда.

Я закрыл глаза; любой, кто приедет ко мне домой, решит, что я уехал. Лидия слегка пнула меня ногой.

– Ведите себя хорошо, и я сниму пластырь.

Я кивнул, и она содрала ленту с моих губ.

– Сколько удалось взять, Лидия?

Она положила чемодан набок, открыла его и наклонила в мою сторону. Я увидел уложенные пачки банкнот.

– Мистер Керн привез миллион сто тысяч долларов. Миссис Бирчман – ровно миллион. Мистер Каротерс – девятьсот тысяч. Мистер и миссис Д'Алессандро – семьсот тысяч наличными и еще сто тысяч в крюгеррэндах.[52]– Лидия подмигнула мне. – Еще трое покупателей, и мой пенсионный фонд можно считать полностью сформированным.

– Итого пять или шесть миллионов на двоих с Койлом. Кстати, об этом загадочном мужчине. Когда покажется он сам?

На лице Лидии появилась лукавая улыбка, и она скрылась из поля моего зрения. До меня донесся стук хлопнувшей дверцы. Неужели Койл прятался в шкафу для грязного белья?

– Рубин? Дорогой? Теперь можно выходить. Детектив Райдер находится в гостиной. Он хочет встретиться с тобой.

Когда Лидия появилась из-за поворота на кухню, я увидел ее в профиль и не мог взять в толк, зачем она надела рукавицы Дорри Мартине и принесла сюда котелок. Лидия повернулась ко мне: в руках у нее была замороженная человеческая голова. На меня смотрел Рубин Койл.

– Поздоровайтесь с Рубином, детектив Райдер. – Она бросила голову Койла на пол, поставила ногу ему на лицо и толкнула. Замороженная голова скользнула по полу, как камень в керлинге, и остановилась, уткнувшись в мою щиколотку. От ледяного прикосновения я вздрогнул. Лидия вернулась на кухню, сняла рукавицы и снова взялась за телефон.

– Алло, мистер Барнкамп? Это мисс Барстоу. Вы готовы к нашим сегодняшним мероприятиям? Прекрасно! Ваш персональный просмотр картин состоится через два часа. Вы уже ознакомились с материалами, подтверждающими их подлинность – газетными статьями, видеозаписью эксперта-детектива? Это свидетельство специалиста в этой области, мистер Барнкамп, как мы и обещали…

Она посмотрела на меня и снова подмигнула. Я уперся взглядом в потолок и слушал, как Лидия манипулирует своими жертвами с помощью продуманной и уверенной лжи. В свой коварный план она вовлекла и нас с Гарри, выведя на след Рубина Койла. Использовав по сути всего лишь невзрачную одежду, озабоченный и угнетенный вид, она двигала нами, как пешками, в своей хитроумной игре.

Я взглянул на замороженное лицо Рубина Койла, в широко открытых глазах которого, должно быть, застыл ужас его финального момента. Интересно, она напала на него сзади, как на Борга? Или улыбалась ему в глаза, нанося смертельный удар?

Думаю, к Койлу она подошла все-таки спереди – он ведь был партнером, игроком. А Борг – всего лишь инструментом разового использования. Этот ее выход с головой в руках говорил мне, что у Лидии была крайняя, ликующая форма социопатии, при которой требовалось, чтобы Койл знал, что он умирает, и при этом можно было бы заглянуть ему в глаза.

Я думал о том, насколько же ей надо было изучить структуру полицейского управления Мобила, чтобы понять, как и когда может быть задействован отдел ПСИ. Она просчитала все, как очень ловкий профессионал, хорошо усвоивший правила игры.

Лидия говорила, что ей около пятидесяти, но ведь пластическая хирургия сегодня творит чудеса и становится все более доступной. Теперь я понимал, что ей под шестьдесят. Она была великолепной актрисой и к тому же не боялась рисковать. Она хорошо знала человеческие инстинкты, слабости и желания в самых тайных и постыдных их проявлениях. Я буквально чувствовал исходящий от нее запах неуемной жажды – жажды денег, власти, игры.

Словно из мрака стали проступать разрозненные факты, эпизоды и связи. Я попытался сложить их вместе, но то, что из этого получилось, с рациональной точки зрения было совершенно невозможным. Но помимо этого было еще внутреннее чутье, а оно говорило мне, что мои догадки, скорее всего, верны.

Лидия Барстоу – это Калипсо.

Палубный матрос парома, курсирующего на линии Форт-Морган – остров Дофин, размотал швартовочный трос и бросил его на покрашенную белой краской палубу. Щелчком он выбил из пачки сигарету и, опершись на поручень, закурил, разглядывая пассажиров. В основном это были семьи, отправляющиеся отдыхать на своих мини-вэнах с номерными знаками Среднего Запада. Ребятишки показывали пальцами на чаек, ныряющих в морскую пену за кормой. Их родители фотографировали приближающийся остров Дофин, словно это была какая-то достопримечательность. Паром был заполнен примерно наполовину – машин пятнадцать плюс парочка прицепов с лодками и велосипедами. Обычная картина для этого времени года – сплошь туристы.

А этот, подумал матрос, заметив пожилого мужчину, пристально смотревшего вдаль, точно не турист. Загар такой, будто он прокоптился на солнце до самых костей. Выцветшая голубая рубашка, поношенные брюки цвета хаки, потертые высокие ботинки. Возможно, бывший строитель; но не рабочий, скорее, прораб или что-то в этом роде.

Матрос окинул взглядом бухту Мобил, ожидая, по рулевой развернет паром бортом к причалу.