– Чужую девочку какую-то, из челяди. Кто-то вез челядь на юг продавать, а она умерла в дороге, ее и принесли. Отец придумал: велел нарядить в Приянкино, в нашей бане положить, причитать над ней! Я-то не стала, не до того я еще из ума выжила, чтобы родную дочь живую оплакивать как мертвую, а он каких-то баб привез, они и причитали. Дескать, княгиня от горя без ума лежит! Три дня плакали, люди ходили на нее смотреть, да что там под платком разглядишь! А потом бабкину могилу разрыли и положили ее.

– Зачем?

Ведома не могла поверить, что ее отец пошел на такое кощунство. Объявил умершей родную дочь, осквернил могилу родной матери – ради чего?

– Затем! – Гостислава похлопала ее по плечу. – Чтобы ты пришла туда над ней плакать. А у него парни едва не с Дожинок там дозор несли каждую ночь. Ждали тебя. Он ведь знал, что ты придешь! Придешь к бабке, чтоб спросить, зачем она к нам ходит. Ты и пришла…

Ведома взялась за голову обеими руками. Только сейчас разные события связались у нее в голове, и она сообразила, что отцовы хирдманы оказались ночью на жальнике вовсе не случайно. Ее ждали там, как перепела возле сетки. А вместо манка послужила ложная весть о смерти родной сестры…

– Где же ты была? – Мать обняла ее за плечи. – Скажи, не томи. Все ли с тобой ладно? Тебя кто-то в неволе держал? Мы сперва-то думали, Зорян увел, а потом нам Ингвар ладожский Нежанку прислал – мы и поняли, что Зорян умыкнул не тебя. А куда ты делась – одно солнце красное да месяц ясный ведают.

– Нежанку?

И в это время в избу ворвался Сверкер. Гостислава и Ведома разом вздрогнули и обернулись к нему, и его вдруг поразило сходство этих двух женщин: одна была в ромейском платье синей шерсти, другая в белом навершнике и поневе. Разница их лет в полутьме была почти незаметна, и ему вдруг померещилось, что перед ним две доли одного и того же человека – добрая и злая…

Моросил дождь, но Равдан, поглубже надвинув шапку, его не замечал. Его несла вперед могучая сила: жажда если не найти, то хоть узнать что-нибудь о волшебной жене, которая вышла к нему будто из березы, а потом так же внезапно пропала. Но если уж тебе досталась в жены княжья дочь и ведунья, то неожиданностям дивиться нечего. Томило беспокойство. Ведома знала, что мертвая бабка уже утащила ее младшую сестру и давно угрожает матери. А что, если она пошла к бабкиной могиле… и старая шишимора уволокла ее под землю? При мысли об этом Равдан чувствовал дикую ярость. Если Рагнора и правда виновата в пропаже Ведомы, он вытащит старуху из ее ямы и размечет косточки по чисту полю!

Вот только вернет ли это Ведому? В мыслях вертелись сказы о молодцах, которые ходили на тот свет за похищенной женой. Но это в сказах все просто: шел-шел целых три года и пришел на тот свет… Нет, если так, можно спросить у Ведьмы-раганы, где дорога на тот свет. И он готов идти хоть три года!

Сама тропа из лесу к Днепру, а потом вдоль Днепра казалась незнакомой, будто под этим дождем он и правда забрел в Закрадье. И не обычные облетевшие рощи простираются по сторонам, а те чащи, где каждое дерево – жилище умершего предка. Вот-вот выйдет навстречу зверь и заговорит человеческим голосом…

Когда Равдан наконец вышел к Свинческу, полубредовые мысли отступили. За трудностями незачем ходить так далеко.

Да стоит ли, здраво рассуждая, ему вообще здесь показываться? Во-первых, он родной брат человека, совсем недавно убитого княжьими людьми. То есть их кровный враг. Во-вторых, если Ведому все же забрала не мертвая бабка, а как-то обнаружил отец, – выяснил ли Сверкер, где дочь провела это время? Если его, Равдана Краяновича из Озеричей, здесь уже знают как похитителя княжны… Он живым отсюда не выйдет. Да еще и на родню навлечет новые беды.

Равдан даже приостановился, глядя издали на первые дворы предградья. Сейчас еще не поздно развернуться и уйти назад, под сень знакомого леса. Было тихо, лишь дымили оконца. Поселение будто вымерло: ни людей, ни скотины, собаки и те попрятались от мороси и холода. Оживленный летом причал бы пуст: лодьи уже вытащили на берег и укрыли просмоленными шкурами, а сани ждут, пока замерзнут реки. Торговые гости и новости иных земель появятся лишь после солоноворота.

Может, не ходить самому, а послать кого-нибудь? Кого? Ведьма-рагана однажды ходила сюда, но не в город, а к стоящим поодаль гостиным дворам, и видел ее только ладожский воевода, не знавший в лицо. В город даже она сунуться не посмеет. Попросить о помощи Рыся или еще кого-то из бывших вилькаев? Можно, но до них идти еще целый день, да и отпустят ли их старшие?

А, леший с ним! Мысленно махнув рукой, Равдан зашагал по грязной дороге к предградью. Беспокойство за Ведому, нетерпение что-то узнать и гнев на виновных были куда сильнее опасений за себя.

Немного пораздумав, он направился к урочищу Кузнецы – куску земли между двумя озерцами, где жили свинческие кузнецы. Через него пролегала дорога к самому городцу. Поскольку у кузнецов нередки пожары, им самое место там, где от другого жилья их с двух сторон отделяет вода. Из кузнецов Равдан кое-кого знал: Озеричи, как и другие окрестные жители, покупали у них хорошие ножи, топоры и прочие орудия из свейского железа.

Людей попадалось мало: каждый, надвинув шапку пониже, спешил вернуться под крышу, где хоть душно, да тепло. Проходили изредка бабы с ведрами. Иные бросали любопытные взгляды на Равданов пояс с «дедами» – в знак печали по недавней смерти кого-то из близкой родни.

Медленно Равдан шел меж дворов, оглядывая ворота. К кому толкнуться?

– Эй, парень! – кто-то вдруг окликнул сзади.

Он обернулся: у своих ворот стоял кузнец Вигот.

– Иди сюда! – Кузнец махал рукой. – Заходи, погрейся.

Равдан подошел. С Виготом он был знаком и знал его как хорошего мастера и дружелюбного человека.

– А я ищу, к кому зайти, – сказал Равдан, поздоровавшись. – Тихо тут у вас, не знаешь, куда стучаться.

– Топоров хочешь прикупить? – усмехнулся Вигот, заводя его в кузню.

Погреться здесь не вышло бы: работа сегодня не велась, горн не горел, в кузне было немногим теплее, чем снаружи.

– Топоров? – удивился Равдан. – А ты откуда знаешь?

Он успел подумать, что топоры и правда хороший предлог: ведь зимой отец собирался рубить лес ему на избу… Которая уже не нужна, ведь ему не с кем жить в той избе!

– Ну, воевать с княжьей дружиной. – Хозяин снова усмехнулся, но в лице его ясно читалось беспокойство. – Мы уже тут знаем, что у вас вышло. Сальга убил кого-то из ваших, когда пытался посмотреть невесту твоего отца. Или даже не одного?

У Равдана отлегло от сердца. При словах «воевать с княжьей дружиной» его мало не пробил холодный пот, но оказалось, что Вигот имеет в виду тот раздор и смерть Шумила, о которой он в это утро совсем забыл.

– Слава чурам, остальные живы. – Равдан помрачнел. – Только брат Шумил мой…

– Жаль мне его, добрый был мужик! – вздохнул Вигот. – И к тому ж все это было напрасно.