И ее глаза стекленеют.

Тори встает. С бешеными глазами поворачивается ко мне.

Я цепенею.

Все, что я сделала, чтобы попасть сюда – сговор с Маркусом, просьба о помощи к эрудитам, лестница на высоте третьего этажа, по которой пришлось ползти, выстрел в саму себя, пусть и в симуляции, – зря. Я принесла все в жертву, в том числе мои отношения с Тобиасом, жизнь Фернандо, собственное будущее в Лихачестве – и все напрасно.

Спустя мгновение открывается стеклянная дверь. В комнату врываются Тобиас и Юрайя, готовые к бою. Юрайя кашляет, наверное, от яда, но сражение окончено. Джанин мертва, Тори победила, а я – предатель-лихач.

Тобиас останавливается как вкопанный, едва не споткнувшись, когда видит меня. Его глаза расширяются.

– Она предатель, – говорит Тори. – Едва не застрелила меня, защищая Джанин.

– Что? – переспрашивает Юрайя. – Трис, она права? Почему ты вообще здесь?

Но я смотрю лишь на Тобиаса. Во мне загорается огонек надежды, но болезненной, смешанной с болью и виной за то, что я обманула его. Тобиас гордый, упертый, но он – мой. Может, он выслушает меня, и есть хоть один шанс, что все, сделанное мной, имеет смысл…

– Ты знаешь, почему я здесь, – тихо говорю я.

Протягиваю ему пистолет Тори. Он неуверенно подходит ко мне и забирает оружие.

– Мы нашли Маркуса в соседней комнате. Он застрял в симуляции, – говорит Тобиас. – Ты пришла сюда с ним.

– Да, – отвечаю я. Кровь от укуса Тори стекает по моей руке.

– Я тебе верил, – Тобиаса трясет от гнева. – А ты бросила меня и встала на его сторону?

– Нет, – я качаю головой. – Он мне кое-что объяснил, и сказанное моим братом, и услышанное от Джанин идеально согласовывалось с его словами. Я хотела знать правду. Так было необходимо.

– Правду.

Он хмыкает.

– Ты думаешь, что узнала правду от лжеца, предателя и социопата?

– Ты вообще о чем? – спрашивает Тори.

Я и Тобиас глядим друг на друга. Его синие глаза, обычно задумчивые, сейчас жесткие и осуждающие. Будто снимают с меня слой за слоем, докапываясь до сути.

– Я так считаю, – отвечаю я. Делаю паузу, чтобы вдохнуть. Я его не убедила. Я проиграла, и, наверное, сейчас прозвучат мои последние слова, а потом они меня арестуют.

– А еще я думаю, что лжец – ты! – дрожащим голосом произношу я. – Ты говорил, что любишь меня, доверяешь мне, считаешь более восприимчивой по сравнению с остальными. Но в первое же мгновение, когда вся вера и любовь подверглись проверке делом, они разлетелись в прах!

Я плачу, но не стыжусь слез.

– Значит, ты лгал мне… точно врал, потому, что я не могу поверить в то, что твоя любовь настолько хилая.

Я подхожу к нему ближе, чтобы нас больше никто не слышал.

– Я – все та же, которая скорее умрет, чем убьет тебя, – я вспоминаю симуляцию. Вспоминаю биение его сердца под моей ладонью. – Я именно та, кого ты хорошо знаешь. И сейчас я хочу сказать тебе, что знаю я… знаю, как информация изменит все. Все, что мы делали, и то, что собираемся предпринять.

Гляжу на него, будто пытаюсь мысленно передать свое понимание, но это невозможно. Он отворачивается, и я не уверена, что он вообще меня слушал.

– Хватит, – говорит Тори. – Уведите ее вниз. Ее будут судить вместе с остальными военными преступниками.

Тобиас не двигается с места. Юрайя берет меня за руку и тащит за собой. Через лабораторию, комнату света, голубой коридор. Там нас встречает Тереза, бесфракционница. С любопытством наблюдает за нами.

Когда мы оказываемся на лестнице, я чувствую, как что-то тычется мне в бок. Я вижу в руке Юрайи бинт. Беру, пытаюсь улыбнуться в знак благодарности, но не получается.

Мы спускаемся по лестнице, я обматываю руку, обходя валяющиеся тела и стараясь не вглядываться в мертвые лица. Юрайя придерживает меня за локоть, чтобы я не упала. Бинт не помогает от боли от укуса, но я чувствую себя немного лучше. А Юрайя, по крайней мере, вроде бы не ненавидит меня.

Впервые равнодушие лихачей к возрасту не кажется мне преимуществом. Похоже, это меня и погубит. Они не скажут: «Она молода, наверное, она запуталась». Они произнесут: «Она взрослая и сделала свой выбор».

Конечно, я с ними согласна. Я выбрала мать, отца и то, за что они сражались.

Спускаться по лестнице легче, чем подниматься. Мы оказываемся на пятом этаже прежде, чем я понимаю, что мы идем в вестибюль.

– Дай пистолет, Юрайя, – просит Тереза. – Кто-то должен иметь возможность стрелять в потенциальных врагов, а ты не сможешь, пока держишь ее, чтобы она не упала с лестницы.

Юрайя без вопросов отдает оружие. Я хмурюсь. У Терезы и так есть пистолет, зачем он свой отдал? Но я не спрашиваю. Я и так по уши в неприятностях.

Мы уже на первом этаже, минуем большой зал собраний, в котором полно людей, одетых в черное и белое. Я на мгновение приостанавливаюсь. Некоторые сбились в небольшие группы, опираются друг на друга и плачут. Другие стоят в одиночестве, опершись на стены, или по углам, с пустыми, глядящими в никуда глазами.

– Нам многих пришлось застрелить, – тихо бормочет Юрайя, сжимая мне руку. – Просто для того, чтобы попасть сюда.

– Знаю, – отвечаю я.

Вижу мать и сестру Кристины в правом конце зала. Слева – юноша с черными волосами, сверкающими в свете ламп. Питер. Он придерживает за плечо женщину средних лет. Свою мать.

– Что он тут делает? – спрашиваю я.

– Трусишка пришел последним, в самом конце, – отвечает Юрайя. – Слышал, его отец погиб. Но мать, похоже, в порядке.

Питер смотрит в сторону и встречается взглядом со мной на одно мгновение. Я пытаюсь пробудить в себе капельку жалости к человеку, который сохранил мне жизнь. Хотя моя прежняя ненависть к нему прошла, я не чувствую ничего.

– Что за задержка? – ругается Тереза. – Давай дальше.

Теперь мы направляемся к главному вестибюлю, где я когда-то встречалась с Калебом. Громадный портрет Джанин Мэтьюз порван на куски и лежит на полу. Висящий в воздухе дым идет от книжных шкафов, которые уже догорают. Компьютеры разбиты на куски.

В центре рядами сидят эрудиты, те, кому не удалось скрыться, и предатели-лихачи, оставшиеся в живых. Я ищу знакомые лица. В заднем ряду замечаю Калеба, он до сих пор выглядит оглушенным. Отворачиваюсь.

– Трис! – слышу я. Кристина заняла место впереди, рядом с Карой, ее нога перебинтована тканью. Она машет мне рукой, и я присаживаюсь рядом с ней.

– Безуспешно? – тихо спрашивает она.

Я качаю головой.

Она вздыхает и кладет мне руку на плечи. Этот жест такой доброты, что я едва не начинаю плакать. Но я и Кристина – не те люди, которые будут рыдать. Вместе мы только воюем. Поэтому я сдерживаю слезы.