– Странно! – удивилась сильфида. – Надеюсь, Рагнар и его баба этого не знают.

Место для засады нашлось очень удачное. Тропа проходила у подножия невысокого крутого обрыва. Залегли сверху, за выступом скалы, нависшим прямо над дорогой. Ждали-ждали… Дождались наконец!

– Вот они! Лей! – Энка толкнула Хельги под локоть.

И переусердствовала. Хельги дернулся – и котелок полетел вниз, вслед за своим жидким содержимым.

Ильза опасливо выглянула из-за валуна:

– Теперь они точно на птичек не подумают!

Котелок сидел на голове Рагнара как влитой. Дужка под подбородком: ни дать ни взять шлем дольнского пехотинца!

Орвуд страдальчески вздохнул:

– Просто уму непостижимо, как вам всегда удается самое серьезное дело превратить в балаган!

– Уметь надо! – отвечала Меридит гордо.

Рагнар ревел аки загулявший лось.

– Интересно, – рассуждал Хельги вслух, – так проявляется действие зелья, или он из-за котелка расшумелся?

Орвуд побледнел. Только лавины на их головы не хватало!

– Уймите как-нибудь этого борова! Ради всех богов!

Энка вылезла из укрытия:

– Рагнар! Э-эй! Да не ори ты, это Хельги котелок с супом уронил. Он не нарочно.

Рыцарь стянул с головы железное украшение, уставился на сильфиду взором василиска, будто впрямь надеялся обратить ее в камень, и отчетливо сказал: «Буль!»

Сидящие в засаде уже изнемогали от смеха. Ослепленный яростью и лягушачье-единорожьим бульоном, Рагнар ринулся в атаку, но вдруг резко затормозил на полпути, тряхнул головой, словно отгоняя морок, и… рассмеялся! Сперва неуверенно, потом – все громче и веселее.

– Да тише же! – взмолился Орвуд. – Склон плохой! Лавина сойдет!

Куда там! Рыцарь веселился вовсю. С него на глазах слетала угрюмая спесь, раздражительность и злоба. Перед экспериментаторами, потрясенными эффективностью незатейливого варева, стоял прежний, нормальный Рагнар!

– Убиться можно! – выдохнул эльф, он до последнего момента не верил в успех предприятия. – Действует!

Зелье действовало. И не только на Рагнара. Мгновение назад веселившаяся Ильза вдруг взвизгнула, тыча пальцем в Самитру. И было от чего взвизгивать! С принцессой творилось нечто невероятное. В тех местах, куда попали брызги зелья, кожа южной девы дымилась, пузырилась и расползалась, как от сильной кислоты. Разложение захватывало все большую поверхность. Самитра корчилась, дико визжала, пытаясь стряхнуть с себя капли, но напрасно. Человечья кожа, изрядно продырявленная, сползла с нее вместе с одеждой. Тело стало корежиться, все его соблазнительные выпуклости пропали, конечности некрасиво скрючились, розовые ноготки превратились в желтые саблевидные когти, зубы удлинились, глаза разъехались к ушам. За считаные минуты роковая красавица превратилась в гнуснейшую тварь, здорово напоминающую курганника или усохшую могильную нежить.

– И вот с ЭТИМ ты спал?! – бестактно выпалила Энка.

Чудовище издало тоскливый, душераздирающе громкий вой. Ответом ему стал глухой и грозный рокот.

Худшие опасения гнома оправдались. Клубящаяся масса снега сорвалась с вершины и понеслась вниз со скоростью атакующего дракона. Бежать было бесполезно. Хельги судорожно уцепил горсть камней. Силы Стихии – прекрасное средство для борьбы с подобными явлениями. Зрелище было невероятным: лавина, будто налетев на гигантский невидимый клин, раскололась надвое едва ли не в сотне шагов от подножия горы. По обе стороны от перепуганных зрителей неслись две снежные реки, так близко, что ветер валил с ног, а снежная пыль мешала дышать. Снег затопил долину, накрыл гигантскими сугробами.

– Как мы теперь отсюда выберемся? – осведомилась Энка.

Они сидели в ущелье между двумя снежными стенами, вновь сомкнувшимися шагах в тридцати – сорока ниже, как раз в том месте, куда, на беду свою, успела добежать Самитра. Чудовищная масса снега и камней погребла мнимую принцессу Эттелии.

– Хельги, – причитала Меридит, тормоша полубессознательное тело напарника, – ты же демон! Ты можешь использовать высшие силы! Зачем ты практикуешь эту поганую спригганскую магию, она тебе так вредит!

– По… привычке, – хлюпнул новоиспеченный демон, с трудом поднимаясь на ноги.

– Привычка – вторая натура! – сообщила любительница народной мудрости.

От снежной массы веяло ледяным холодом. Трава под ногами пожухла, изо рта шел пар.

– В… выбираться надо, – лязгнул зубами Рагнар, – п… пока заживо не з… замерзли!

– Как?!.. Разве ты не собираешься откапывать свою даму сердца? – язвительно спросил гном.

– Какую даму сердца?

– Самитру, разумеется.

– Самитру? А кто это?

Все стояли в недоумении.

– Значит, ты ничего не помнишь? Совершенно ничего? – приставала Энка. – И как Эдуарда избил?

– Я избил Эдуарда?!

От удивления глаза рыцаря выпучились, отчего он опять стал смахивать на теленка. Вернее, на молодого бычка: рога уже выросли, а ума пока маловато.

– Не мог я избить Эдуарда! За что?

– За суп, не пригодный для Самитры. А Хельги ты обозвал пожирателем чужих сущностей, – отвечала сильфида мстительно.

Лицо Оттонского принца приобрело оттенок настолько свекольный, что Хельги пришло на ум слово «апоплексия».

– Великие боги и демоны! – бормотал Рагнар со слезами в голосе. – Как я мог? Избил! Обозвал! Ничего не помню, совершенно ничего не помню!

Он мучительно напрягал мозги, но удалось вызвать лишь одно размытое воспоминание: две женские фигуры с мечами, заступившие тропу. А потом сразу котелок на голове, корчащееся чудовище, лавина… События почти двух недель оказались начисто стертыми из его памяти.

– Ты очень восприимчив к воздействию магии, – сетовал Аолен. – С этим надо что-то делать, иначе беды не миновать.

Рагнар не слушал, продолжая кручиниться:

– Как я мог? Что теперь делать? – Ему было стыдно до боли. – Избил слабого, оскорбил по моей же вине пострадавшего. Смогу ли я искупить вину? Хоть когда-нибудь?

– Сможешь! – ответила диса уверенно. – Полезай в снег, прокладывай дорогу.

– И это все?! – просиял рыцарь. – Я буду прощен?

Хельги и Эдуард, посмеиваясь, кивнули.

Чтобы выбраться из снежного плена, путникам пришлось сперва подняться повыше в гору, там толщина заносов была меньше. Из Рагнара получился отличный тоннелепроходчик – и еще засветло окоченевшая, измученная компания вырвалась на волю.

Несмотря на усталость, эльф спал плохо. Ему все время представлялась одна и та же зловещая картина: преображенная Самитра раскапывает свою снежную могилу, устремляется в проделанный рыцарем коридор и вот уже стоит над ними, сонными, тянет к горлу костлявые руки…