Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Крепись, сыне, – сказал игумен Матфей, положив руку на плечо князя. – А ты-то чего думал? Сам кашу заварил, сам ее и расхлебывай.
– Боязно, отче, – честно ответил Мезецкий. – И еще неладно как-то… Добро бы, Шуйские стояли да Долгоруковы с Голицыными. А так, вроде выберут меня из бедности. Болтать потом будут – потому Мезецкого избрали, что рядом никого не было…
– Сам знаешь, на каждый роток платок не накинешь, – хмыкнул отец Матфей. – Я намедни келаря нового ставил, так и то шушукаться начали – за что, мол, честь-то такая? И кто шушукает? Мнихи, в святой обители!
– И что, отче, ты с ними сделал? На хлеб с водой посадил?
– На хлеб да воду сажать – это не наказание, а честь великая. Схимомонахи на хлебе и воде живут, а их молитва более Господу угодна, чем другая… Я болтунов помощниками сделал. Пущай сами тряпки да веники считают, вот тогда и поймут – честь это или труд великий!
– Вона! – восхитился Мезецкий. – Как бы мне-то болтунов помощниками сделать?
– Господь подскажет, – улыбнулся игумен. – Только немножко погоди – не избрали тебя царем-то…
– Это точно… – вздохнул князь. – А изберут, так еще до Москвы идти. А как шапку Мономаха из Польши возвертать?
– Бог даст, возвернешь, – утешил игумен. – А нет, так мастера на Руси не перевелись… И шапку тебе сошьют, и обруч лучше прежнего скуют. Золото да самоцветы, какие нужны будут, тоже найдутся. Я сам последнее вытрясу, а на такое дело отдам! Что шапка Мономаха? Главное-то не сама шапка, а то, на ком она сидит… Ну, ступай, сыне, отдохни чуток. День завтра трудный…
Получив благословление настоятеля, Даниил Иванович решил пока не идти в слободу, к жене, а подумать о ноше, которая может на него свалиться.
Скользнув взглядом по незнакомому привратнику, открывавшему узенькую калитку в Святых воротах, князь пошел по бережку, рассматривая частокол, вбитый в дно Сиверского озера.
Поразмыслив, Даниил Иванович понял, что в цари он хочет, но ждет, чтобы поуговаривали… «Как девка на сеновале. Вроде упирается, а сама хочет, чтобы подол задрали!» – рассердился на самого себя.
Награждая себя поносными словами, Даниил Иванович не услышал торопливых шагов за спиной, но, почувствовав чье-то разгоряченное дыхание, сделал шаг в сторону… и нож, направленный под лопатку, прошел вдоль груди, слегка поцарапав золотое шитье на ферязи. А будь на нем один охабень – прорезал бы!
Служилый князь в пятом поколении не стал звать на помощь (да и некогда!), перехватил руку злодея, прижал ее к туловищу, а потом въехал лбом в переносицу. Удар не княжеский, зато вор выронил нож. Отбросив нападавшего в сторону и для верности пнув его ногой в висок, князь собрался перевести дух, но не тут-то было – от калитки к нему бежали еще двое мужиков с ножами, одетые в монашеские рясы.
«То-то мне рожа привратника не понравилась! – подумал князь, нашаривая рукоятку сабли, и выругался: – Мать-перемать… Подал пример на свою голову… Ладно!» Даниил Иванович метнулся к воде, где легкая полоска прибоя омывала камни и камушки, выбирая оружие.
Обкатанный озерной водой булыжник встретился с головой первого нападавшего. Чавкнуло… Второй лжемонах умудрился уклониться и прыгнул сверху. Прыгать было не высоко – с полсажени, но все же на это понадобилось время, за которое безоружный Мезецкий успел отойти до частокола. Дальше идти было некуда, и пришлось принимать бой.
Отбиваясь, князь уверился, что дерется с ратником, – вон, так и норовит пробить левый бок. Удар поставлен хорошо – пробьет не только кафтан, но и кольчугу. Закрывая бок, пришлось подставить плечо. Боль сильная, но рукой можно двигать…
Злодей, почувствовав слабину и завидев кровь, обрадовался.
«А хрен тебе!» – мысленно воскликнул князь Даниил, подставляя под удар ножа раненую руку. Обхватив руками шею разбойника, обвил ему спину ногами и, уронив в воду, принялся топить… Злодей яростно взбрыкивал и, наверно, сам бы погубил раненого князя, но Даниил Иванович, умудрившись сохранять хладнокровие, вырвал из раны нож и, воткнув клинок в глаз злодея, прижимал его до тех пор, пока тот не перестал брыкаться…
Ухватив здоровой рукой раненую, Мезецкий утешил себя: «Ниче, бывало и хуже… Добреду до обители, там перевяжут» – и, сделав шаг, почувствовал боль в бедре, увидел, что снизу выбивается что-то бурое…
«Раззява!» – ругнулся князь.
От частокола, где три года назад остановили ляхов, до берега было саженей десять. Сейчас расстояние казалось недосягаемым…
Вместе с кровью уходила боль, приходило равнодушие. Хотелось упасть и успокоиться. Поддавшись порыву, князь рухнул в воду, но, наткнувшись на грязный сапог, угодивший подковкой по губе, пришел в чувство. Отфыркиваясь и отплевываясь, князь Мезецкий встал и, разозлившись, отпихнул в сторону труп, побрел к берегу.
Добравшись до отмели, упал на колени и, постояв немного, попытался выбраться на берег. Князь от рода Рюрика, коего прочили в цари, выполз и упал на желтые одуванчики…
– Ну, слава те господи, в чувство приходит…
Знакомый голос был рядом, но слышался как сквозь пуховую подушку… Даниил Иванович с трудом раскрыл глаза и увидел, что рядом с ним сидит игумен. Попытался пошевелить руками. Правой – получилось, а левая оказалась накрепко примотана.
– Накось, – сказал настоятель, поднося к губам носик небольшой ендовы.
В два глотка выхлебав посудину, не разбирая, чего пьет, и не слыша собственного голоса, князь попросил:
– Еще…
Отец Матфей вновь наполнил ендову. Князь Даниил попытался сам взять посудину, но едва не уронил. Хорошо, настоятель успел придержать донышко. Постепенно князь почувствовал вкус – гадость! Прислушавшись к ощущениям во рту, предположил:
– Вроде на свеклу похоже…
– Так оно самое и есть – сок свекольный.
– Фу ты! – передернуло Мезецкого. – А простой-то водички нельзя?
– Лекарь наш велел тебя свекольным соком потчевать, ибо крови ты много потерял… – изрек игумен. – Кровь красная – сок красный. Лучше бы тебя вином виноградным поить, да где его взять-то? И так уж, грех великий – вместо кагору на причастии смородиновой настойкой пользуем…
– Кто это был? Ну, те, кто у озера…
– Да понял я, понял, – усмехнулся игумен. – Токмо как тут спросишь, коли ты всех до смерти убил? Холопы твои торговых мужиков да купцов вокруг монастыря перешерстили. Левонтий волосы из бороды рвет, хотя и вины-то за ним нет. Ежели кто и виновен, так я… Недосмотрел, как в обитель чужаки зашли. Хитро как сотворили-то… Они ж в рясах были и в клобуках монашеских. Стрельцам на входе сказали, что из Андроникова монастыря, на выборы царя пришли. Стало быть, братия их за выборщиков приняла, а выборщики – за моих мнихов…
– А караульщики, кто на башне был? Они что, не видели?
– Как же не видели? – удивился игумен. – Только уж очень все быстро случилось. Ты одного уложил, второго прибил. Пока прибежали, ты уже из озера выползаешь. Сразу и подхватили.