Поднес трубку к уху.

— Привет. Чего? Наверное, не слышал. Уснул. Пока один, в доме Тоси. А ее пока нет, в городе еще. А сколько сейчас? О, ёлы-палы, десять скоро! А где ж эта артистка застряла? Ну, дает. Давай так, свяжусь с супругой, сразу перезвоню. Душа не на месте. Ну ладно, ладно, не обижайся. Больше супругой называть не буду. Покедова.

Посидел отупело, помотал головой, разлохматив волосы. Глянул на дом, идти туда не тянуло.

От скрипа калитки вздрогнул, резко оглянулся. Во двор вошла Нинка.

— Чего вы тут Голливуд устроили? Прямо в огнях все. Отмечаете что-то?

— Отмечаем, — мрачно ответил Артур. — Возвращение блудной жены.

— Не поняла? — насторожилась соседка.

— Сижу, жду, места не нахожу, злюсь. А ее как эта… как корова языком.

— В городе еще, что ли?

— Почем мне знать. Может, в городе, может, за городом. Главное, дома нет.

— А позвонить?

— Во! — показал трубку Артур. — Тысяча звонков, и все глухо!

— Вернется, никуда не денется. Лишь бы жива-здорова приехала. А то не дай бог чего.

— Чего?

— Того самого! Время сам видишь какое. Сегодня один забрел в магазин, огинался, огинался, потом цапнул пузырь с полки и деру! Еле догнала паразита! — Нинка огляделась. — Может, пока хозяйка не появилась, по рюмахе? А то ведь потом не даст.

— Иди в дом, там найдешь. Сообразишь?

— Да уж постараюсь.

Нинка заспешила на веранду, поднялась по ступенькам, скрылась в коридоре.

Артур подошел к сарайчику, надергал сена, бросил живности, вылил из ведра остатки помоев, налил свинье. Курам в темноте разметал зерно.

Нинка была уже на месте. Ловко и с удовольствием расставляла принесенные тарелочки, пододвигала рюмочки.

— Гляжу на тебя, совсем тут уже хозяин. Приучила Тонька. Жрать животине даешь, во дворе прибрано, свет вон лупит вовсю, — попросила: — Пригаси маленько, а то глаза треснут.

Артур выполнил просьбу, сел напротив продавщицы. Она взяла свою рюмку, вторую подала ему.

— Ну, чтоб нам пусть по половиночке, но часто. А кому-то по полной, но раз в год!

Чокнулись, выпили.

— Правда, что ли, уходить от Тоньки собрался? — спросила Нинка.

— Кто тебе сказал такую галиматью? — вскинул брови Артур.

— Так все про это только и буровят. Зазнобу завел, дома не ночуешь, нервный какой-то, на Тоньку все время орешь.

Артур взял бутылку, налил обоим.

— По-моему, частишь, — заметила соседка.

— Нормально.

Выпили. Артур зажевал водку кусочком сала, поднял глаза на Нинку:

— Ты меня видишь?

— Ну?

— Что я делаю? Сижу дома, психую, нервничаю, переживаю… пью. А если б Антонина была мне побоку, что бы я делал? Правильно, фазенду на ключ, таксо под задницу и прямым ходом к той, о которой ты намекнула. То есть к зазнобе.

— А чего намекать? — возразила со смешком продавщица. — Есть слушок, что эта девка забрюхатела. Говорят, от тебя.

— Кто говорит?

— Знающие люди.

— Так вот скажи этим знающим людям, что чужая жизнь — джунгли. И кто в нее полезет, того сожрут какие-нибудь крокодилы. Или леопарды. Скажи им!

— А вот ответь мне на вопрос. Если не обидишься, конечно. — Нинка заметно хмелела. — Чего такого в этой Тоньке, что ты на нее сразу рогом пошел? Как сюда явился, так и пошел. Думаешь, я не заметила?

— Понравилась, и пошел.

— А чем я, к примеру, хуже? — захохотала соседка.

— Хуже. Знаешь чем? Слишком много круговращения. Какой мужик ни прошел, к тому и вертанулась. А кому это понравится?

— Тонька лучше?

— Лучше. — Артур налил. — По крайней мере, рогами за притолоку не цепляюсь.

— А она?

Он согнал желваки.

— Послушай, капуста… Не надоела одна и та же песня? Может, хватит залезать пальцем туда, куда не нужно? — взял рюмку, неожиданно довольно складно запел: — «Я поднимаю свой бокал, чтоб выпить за твое здоровье…»

— Блин! — подпрыгнула Нинка, опрокинула тоже рюмку, прыжочками подбежала к нему. — Это ты для меня? За мое здоровье?

Артур обнял ее, закружил, продолжая петь:

— «Но не вином хочу быть пьян, хочу быть пьян твоей любовью…»

— Артурчик, ты зараза! — веселилась Нинка, запрокидывая голову и закатывая глаза. — Хочешь, я прямо тут умру? Всех на фиг пошлю, упаду на землю, руки раскину и подохну! Ради тебя, ты только скажи. Артурчик!

Он остановился, какое-то время чуть ли не с брезгливостью смотрел на нее, резко оттолкнул.

— Дура! — направился к столу.

— Ты че? — закричала Нинка. — Совсем, что ли? — подошла к нему. — Соображаешь, что ты только что сказал женщине?

Он резко дернул ее за руку, усадил рядом. Взял за подбородок, притянул к себе, вдруг резко и затяжно поцеловал. Отпустил, махнул пятерней:

— Вали, свободна.

Нинка какое-то время смотрела на него удивленно и обиженно, затем вдруг расплакалась. Беспомощно и по-детски. Повернулась, направилась к калитке. Перед тем как уйти, оглянулась, вытерла рукавом слезы.

— Пылесос чертов, — и исчезла.

Артур налил водки, с ходу, в один рывок выпил. Посидел неподвижно, подчиняясь расползающемуся опьянению, хотел еще налить, но передумал, уронил голову на кулаки.

Застонал, заскрипел зубами, качнулся из стороны в сторону, с силой ударил по доскам стола, вдруг завыл громко, протяжно:

— О-а-а-ау-у-у!

Испуганно вскрикнули в сарае куры, коротко заблеяла коза, загоготали гуси.

Артур тяжело поднялся, направился в дом. Перед ступенями на веранду притормозил, как бы не решаясь на следующий шаг, коротко снова вскрикнул и резко зашагал наверх.

Остановился от мобильного звонка. Звонила Настя.

— Я пьяный, — сказал агрессивно. — Слыхала, пьяный! Потому что напился… Нет, Антонины нет. Еще не приехала. Не знаю. Не знаю, говорю! Все, хватит, надоела, заткнись! Сам позвоню, когда надумаю. — Артур почти бегом кинулся в дом.

Вскоре оттуда донесся нечеловеческий рев, глухие удары, грохот от чего-то упавшего. Артур крушил в доме все подряд.

…Антонина пришла в себя под утро. Лежала на жухлой выцветшей траве недалеко от берега, кофта и платье были мокрыми, тяжелыми.

Она кое-как приподнялась, села, огляделась. Вокруг было пусто, тихо и безлюдно. Антонину безостановочно колотил озноб.

Она дотянулась до ближнего дерева, зацепилась за сухую ветку, но та треснула. Антонина нащупала вторую ветку, встала. Рядом в зарослях заиграл мобильник, но она не обратила на него внимания, огляделась. Медленно, без всякой цели побрела в сторону шоссе.