Пять лет назад, когда Вадим еще занимался частной практикой, Иван Фелоретович пришел к нему на прием со своей молодой женой. Ольге Купцовой было всего тридцать два года и она была диво, как хороша собой, но диагноз, поставленный в Биржевом госпитале, никаких шансов не оставлял. Короткая, полная страданий жизнь, или операция, следствием которой будет несколько более длинная жизнь, но уже совсем другого, непохожего на нее сегодняшнюю человека. Вот такая печальная история. Однако Реутов, который за свою жизнь видел не мало таких вот диагнозов, которые в связи с их характером правильнее было бы называть приговорами, от обследования не отказался. И не из-за денег – а Купцов сулил заплатить любую сумму – а просто потому что знал цену современной больничной диагностике. Знал и не ошибся. Повторные анализы, сделанные там, где их действительно умели делать, и, главное, могли правильно "прочесть", позволили Вадиму отменить прежний диагноз и поставить другой. Впрочем, от того, что опухоль оказалась не вторичной, а первичной,[85]положение Ольги Григорьевны легче не становилось. Астроцитому[86]все равно следовало удалять, иначе она убила бы женщину, предварительно измучив ее болями и медленным разрушением психических функций. Но в том-то и дело, что удаление опухоли задача отнюдь не простая. Особенно если опухоль сидит глубоко в ткани мозга, и следствием операции явится неминуемое разрушение важных отделов Центральной Нервной Системы. Однако Вадиму и тут удалось найти выход из почти безвыходного положения. Томограмма,[87]сделанная по просьбе Реутова в лаборатории Нейрохирургической клиники Петровского университета, и его собственные разработки по триангуляции позволили локализовать астроцитому с той степенью точности, которая обеспечила профессору Оганесяну, несомненно, одному из лучших нейрохирургов каганата, возможность выполнить сложнейшую операцию без необратимой травматизации мозга. Разумеется, в деле были задействованные лучшие специалисты, но к большинству из них Купцов никогда бы не попал ни за какие деньги. Чтобы знать, к кому обратиться, надо было быть доктором Реутовым. И чтобы уговорить далеких от рутинной практики ученых выполнить какое-то сложное и непринятое еще в медицинской практике обследование, тоже надо было и самому быть частью этой, так сказать, корпорации. И с Герой Оганесяном, для которого Вадим выполнил феноменальную по сложности "штурманскую" работу, буквально шаг за шагом расписав уникальную по технической сложности операцию в трехмерной проекции мозга Ольги Купцовой, нужно было дружить и сотрудничать пятнадцать лет, чтобы тот согласился эту операцию провести. И надо отдать должное, Иван Фелоретович все это понял и оценил по достоинству. Поэтому, когда худшее было уже позади, он и сказал Вадиму, что тот всегда может рассчитывать на взаимную услугу. Всегда и во всем.

На самом деле, кто такой Купцов, Реутов тогда не знал. Да, если бы и знал, все равно взялся бы помочь. Ему просто понравилась эта женщина, и глаза Ивана Фелоретовича, которыми тот на нее смотрел, понравились тоже. Его вообще эта история по-человечески задела. И вдобавок, задача, которую он вдруг перед собой увидел, оказалась именно тем вызовом профессиональной состоятельности, на который он не мог не ответить. А деньги… Что ж, и деньги оказались не лишними, потому что Реутов как раз собрался тогда купить квартиру. Но вот воспользоваться предложенной ему услугой – а Вадим в конце концов все-таки понял, с кем имеет дело – он совершенно не предполагал. Однако, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. И оказалось, что в нынешних обстоятельствах брезгливостью можно было и поступиться. На войне, как на войне… А на ней, как известно, все средства – ну почти все – хороши.

Когда несколько часов назад Реутов сказал Полине, что он знает, как найти Кабарова, он ее не обманывал, хотя уверенность его и основывалась всего лишь на предположениях. Прежде всего, за неимением других гипотез, Вадим предположил, что фамилия жандармского майора действительно Кабаров. На самом деле, этот пункт размышлений казался наиболее достоверным, тем более что подтверждался двумя независимыми источниками. Свою фамилию назвал сам майор. При том, назвал в ситуации, когда предполагал, что информация эта дальше баржи, на которой он допрашивал Реутова, не уйдет. А во вторых ее назвал тот раненый в живот ротмистр, которому Кабаров поручил следить за "контактами" Полины. Зато следующее предположение являлось уже насквозь умозрительным.

Жандарм произвел на Вадима впечатление молодого, здорового и хорошо подготовленного физически человека. К тому же, Кабаров был парашутистом-спецназовцем, и это наводило на определенные мысли. Дело в том, что примерно полгода назад в Хазарском доме проходили окружные соревнования армейских команд по боевому дзюдо. Однако по старой имперской традиции флот в этих состязаниях не участвовал, но зато участвовали команды военизированных ведомств, относящихся совершенно к другим министерствам: пограничной стражи, жандармерии, пожарной охраны и финансовой гвардии. И значит, в администрации клуба до сих пор должны были оставаться личные карточки участников, содержащие отнюдь не секретные, но все же не подлежащие широкой публикации личные сведения. А у Реутова, так уж вышло, имелся собственный ключ от одной из дверей большого здания на Каменном острове, в котором, собственно, и размещался Хазарский дом.

Поэтому, допив кофе, они с Полиной, прежде всего, поехали на Черную речку, где в старом, уже несколько лет не используемом по назначению гараже профессора Карпова хранились несколько ящиков со старыми бумагами Реутова. В новой квартире просто не нашлось места для огромного количества бумаги, скопившейся у Вадима после написания докторской диссертации и первых его самостоятельных исследований. А Карпову, с которым они даже друзьями, на самом деле, не были, гараж был уже не нужен, так как Георгий Васильевич последние годы серьезно болел и, не имея возможности водить машину, свой "Русобалт" продал. При этом была велика вероятность, что злодеи, устроившие на Реутова охоту, о существовании этого гаража узнать еще не успели или не смогли.

Тем не менее, на этот раз Вадим действовал крайне осмотрительно, и к гаражу приблизился только после получасового наблюдения за местностью, не выявившего, впрочем, ничего подозрительного. Запасной ключ от карповского бокса, как и раньше, был глубоко засунут в узкую щель под крышей с задней стороны построенного из железобетонных плит гаража. Так что доставать его пришлось, глубоко засунув в щель кончик ножа, и это при том, что без лестницы дотянуться до "тайника" мог только очень высокий человек. Идея, хранить тут ключ, принадлежала самому Реутову, который при всей своей замечательной памяти, регулярно забывал ключи и записные книжки в самых неожиданных местах. Поэтому и внутри гаража кроме принадлежащих ему картонных коробок с рукописями, оттисками старых статей и огромными пачками протоколов экспериментов, имелась еще одна ценная вещь, которая, собственно, Вадиму теперь и понадобилась. Это была стандартная железная коробка для инструментов, внутри которой под лотком для всяких мелких вещиц, типа шурупов и гаек, лежали старая его телефонная книжка и связка запасных ключей "от всех на свете замков", к которым имел касательство Вадим. Был тут и тот самый заветный ключ от Хазарского дома, о котором Реутов так к стати сегодня вспомнил.