Никакого ответа.

Это хорошо. Она не услышит звонок в подвале. И даже если услышит, не выйдет, чтобы ответить.

Он надеялся.

«Я знаю, что делать, — сказала она. — Подвал, пистолет, пароль».

Он заглянул внутрь через матовое стекло. Свет в коридоре все еще горел. Он разглядел комнату. Стул. Столик для телефона. Лестница, ковер, картины. Пустая вешалка.

Никакого движения. Никого внутри. Никаких следов разрушения.

Все спокойно.

Сорок три способа проникновения в дом, по его собственным подсчетам; из них пятнадцать вполне практичных и восемь легких. Ричер отошел от двери, спустился с крыльца и зашагал по глубокому хрустящему снегу вдоль фундамента к задней части дома. Он знал, что на кухонной двери массивный латунный замок с язычком, аккуратно утопленным в пластину, обрамляющую замочную скважину. Пластина заделана в косяк — полоску из столетней мягкой древесины. Косяк был выкрашен, а вдоль двери шла изящная планка из лакированного каштана. Такую будет трудно заменить. Таким образом, учитывая все факты, правильно будет вломиться в дом с заднего хода.

Он отступил на шаг, поднял ногу и ударил каблуком по дереву под замком. Второй попытки не потребовалось. Ричер был крупным человеком, его мучила тревога, он ужасно замерз, терпение подходило к концу. Дверь уцелела, но всю пластину с замком вырвало из косяка, она со стуком упала на пол, и дверь распахнулась.

— Это я, — позвал он. — Ричер.

Джанет могла не слышать звонок, но треск ломающего дерева почти наверняка донесся до подвала. Он не хотел, чтобы у нее случился сердечный приступ.

— Это я, — снова позвал Джек.

Он вошел на кухню и закрыл за собой дверь, однако осталась щель в дюйм. Он вновь услышал знакомые звуки и ощутил запахи. Шипение насосов отопления. Запах остывшей кофеварки. Он вошел в маленький коридорчик и включил свет. Дверь у основания лестницы была закрыта.

— Джанет, — позвал он. — Это я, Ричер.

Никакого ответа.

— Джанет, — громче сказал он.

Никакого ответа.

Он спустился по ступенькам и сильно постучал в дверь подвала.

— Джанет?

Тишина.

Он нажал на ручку.

Дверь открылась.

Джек снял перчатку, вытащил из кармана пистолет и вошел в подвал. Там было темно. Ричер прислушался. Никаких звуков, если не считать шума в котле и попискивания насосов. Он пошарил левой рукой по стене, нашел кнопку и включил свет.

В подвале было пусто. Лишь косые тени на полу от балок потолка. Он прошел через котельную. Пусто. Только шум отопительной системы.

Ричер вернулся к двери. Посмотрел на лестницу через прицел пистолета. Никого. Ни движения, ни звука.

— Джанет? — позвал он.

Тишина.

Бесполезно.

Ричер вернулся на кухню. Прошел по коридору. Все выглядело именно так, как сквозь матовое стекло. Тишина. Стул, столик, ковер, картины, вешалка. Никакого движения. Никаких следов беспорядка.

Он нашел ее в библиотеке. Она сидела в любимом кресле. На коленях лежит книга, глаза открыты, посреди лба пулевое отверстие.

Точно третий глаз.

Девять миллиметров, почти наверняка.

Разум Ричера оставался пустым долгое, долгое время. Лишь тело испытывало боль. Оно медленно оттаивало. Уши горели так, словно кто-то прижимал к ним паяльную лампу. Потом к носу, щекам, губам, подбородку и рукам. Он сел в кресло в коридоре и, обхватив себя руками, принялся раскачиваться взад и вперед. Заболели ноги, ребра, наконец, кости рук и ног. Казалось, его сломали и растоптали.

У Джанет Солтер был непрочный череп. Пуля пробила его насквозь и застряла в обивке ее любимого кресла.

«У меня будет полно времени для чтения, когда эта суматоха уляжется», — сказала она.

Ричер подпер голову руками. Поставил локти на колени и посмотрел в пол.

«Я удостоена привилегии, — сказала она. — У меня появился шанс поступить в соответствии со своими принципами».

Джек потер глаза. И увидел на руках кровь. Ледяные иголки оставили множество мелких ссадин. Пока лицо не отогрелось, он ничего не чувствовал. А теперь появились тысячи мелких капель крови. Он провел по лицу ладонями, словно мылся, потом вытер руки о брюки. Посмотрел в пол. Отметил все изгибы узора на ковре и поднял глаза. Джанет Солтер смотрела на него. Она сидела по диагонали, напротив. Прямая линия. Вектор. Левее стойки лестничных перил, через дверь до ее кресла. Под пулевым отверстием у нее на лбу образовалась небольшая запятая. Не кровь, немного жидкости.

Он смотрел на нее так долго, сколько мог, потом опускал взгляд к ковру. И снова смотрел.

«Я не люблю проигрывать, — сказал он. — Для всех сторон будет лучше, если я не проиграю».

Служить и защищать.

Всегда на посту.

Пустые слова.

Он оказался обманщиком, фальшивкой и неудачником.

И так было всегда.

Он сел на стул. Никто не приходил. Вокруг гудел дом. Он не знал и продолжал издавать те же самые звуки, ни на что не обращая внимания. По трубам текла вода, стекла дребезжали в рамах, разбитая задняя дверь шевелилась под порывами ветра. Шелестела листва, и вся замершая планета содрогалась и стонала.

Ричер взял телефон. И набрал по памяти номер.

— Вы позвонили в Бюро трудовой статистики. Если вы знаете нужный вам номер, вы можете его набрать.

Он набрал 110.

Щелчок. Гудение.

— Да?

— Сьюзен, пожалуйста.

— Кого?

— Аманду.

Щелчок. Гудение.

— Ричер, — сказала Сьюзен.

Он не ответил.

— Ричер? Ты в порядке?

Он молчал.

— Говори со мной. Или повесь трубку.

— Ты когда-нибудь испытывала голод? — спросил он.

— Голод? Конечно. Иногда.

— Однажды я голодал шесть месяцев подряд. В Заливе. «Щит пустыни» и «Буря в пустыне». Когда нам приказали вышвырнуть Саддама из Кувейта. Мы прибыли туда в самом начале. И оставались до самого конца. И все время голодали. Есть было нечего. Моему отряду, я хотел сказать. И некоторым другим людям тылового эшелона десанта. Мы тогда считали, что это нормально, обычные трудности. При таких больших операциях кто-то должен что-то перепутать. Снабжение всегда проблема. Пусть уж лучше все будет нормально у тех парней, которые сражаются. Поэтому никто не жаловался. Но было совсем невесело. Я сильно похудел. Это было скверно. Когда мы вернулись домой, я жрал, как свинья, и вскоре обо всем забыл.

— А потом?