– Ну как? – спросил Витек, присаживаясь на другой бочонок. – Разобрались с камнем? Поглядели, что у него там?

– Смотрят, – скучно ответил Матвей.

Они некоторое время сидели молча и курили. Витек щупал в кармане купюры и обдумывал предстоящие траты. Надо бы, думал он, купить тетке точильный брусок, а то она все точит ножи о булыжник, которым придавливает капусту.

Вскоре из-за палатки появился Сева и тоже присел рядом. На нем был теперь просторный белый комбинезон, на шее болтались очки и респиратор.

– Ну? – спросил Матвей.

– Органика, – сказал Сева. – Мономолекулы, очень плотные. Все спрессовано, как полотенце в таблетке. Сверху-то одни огарки, а дальше... Сейчас будем бурить. Ищут бор с алмазом, очень твердая штука. Пойдешь смотреть?

– Да нет, посижу тут.

Витек понял, что ему эти разговоры ни к чему. Он поднялся, тщательно раздавил окурок и проговорил:

– Если найду еще, сообщать?

– Непременно, – ответили ему.

– Ну, бывайте. – Он повернулся и не торопясь зашагал к поселку.

Он уже почти миновал лагерь и мысленно был дома, хвастаясь тетке премией, как вдруг произошло нечто чрезвычайное. Сначала раздался грохот – настоящий взрыв, от которого дрогнул воздух. За ним последовала мгновенная тишина, во время которой Витек лихорадочно соображал, в какую сторону удирать. И лишь затем мягкий вечерний полутон разодрали людские крики.

Все бежали к центру лагеря. Витек, как тугая струна, несколько секунд колебался, а потом побежал вместе со всеми. События разворачивались вокруг большой белой палатки, где происходило исследование шара. Палатка напоминала цирковой шатер. У входа в шатер стоял Сева. Он, растопырив руки и выпучив глаза, пытался куда-то бежать, но за ним, обвивая ноги, тянулась из палатки какая-то желтая борода.

Севу окружили переполошенные люди, подхватили на руки и освободили от «бороды». Витек, прибежавший почти последним, подпрыгивал за чужими спинами и ловил обрывки разговоров.

Собственно, ничего, кроме обрывков, услышать было нельзя. Сева беспорядочно кричал – его, видимо, контузило, и он не слышал сам себя. Наконец слова начали складываться в какие-то фразы.

– ...Только закрепили! Включили станок... Еще и сверлить не начали! Только бором чуть коснулись! Оно как шарахнет! Как подпрыгнет! Как полезло это мочало!

– Васька! Васька где?! – вопрошали люди.

– Да Васька выскочил! Другого придавило – местного, который с рукой забинтованной. Надо вынимать, пока жив!

Витька вдруг прошиб холодный пот. Ведь это он навел ученых на опасную штуку, которая взорвалась и придавила Гендоса. Тетка непременно сказала бы, что... Да что тетка! Ноги уносить надо!

Он вжал голову в плечи и начал тихонько отходить назад. Развернулся и скачками побежал в поселок, опасаясь, что сейчас его окликнут, поймают, набьют морду и отберут деньги.

Поэтому он не увидел, как огромный спутанный клубок разорвал стену шатра и вывалился на улицу, распугав людей. Как покатился к краю луга и мягко шлепнулся в воду, быстро погрузившись.

И сколько ни искали москвичи Гендоса среди остатков шатра и обломков оборудования, так и не нашли...

* * *

Как водится, беда пришла не в одиночку.

Ночью Егорыч вдруг почуял какую-то тревогу. Он уже остерегался ночевать в своем доме, где расположились и творили свои неведомые дела столичные ученые. Его с женой пока приютили соседи, у которых пустовал летний домик в саду.

Среди ночи Егорыч отчего-то проснулся. То ли сердце екнуло, то ли воздух дрогнул, а может, и какой сверхъестественный сигнал свыше...

Он не знал, откуда это. Он только открыл глаза и в ту же секунду понял – по его душу пришла беда. И тут же застучало сердце, задрожали пальцы и расхотелось спать.

Егорыч вскочил и, на ходу одеваясь, побежал к дому. В свете луны ему открылась картина, заставившая его остановиться с раскрытым ртом.

Дом был на месте. Стоял покой, стрекотали кузнечики, издалека доносились редкие птичьи вскрики. И лишь одно нарушало состояние обыкновенности, мира и благодушия – огромная, черная, вся кривая коряга, нависшая над двором.

Не дерево, не видение, не причудливая ночная тень напугали Егорыча. Все деревья и тени здесь он знал по пальцам с раннего детства. Нечто чужое образовалось в его дворе, как раз на том месте, где прежде стоял сарай.

Шаг за шагом, хоть и было невыразимо страшно, Егорыч стал приближаться. Непонятная пугающая штуковина все более нависала над ним. Она была словно свита из сотен больших и маленьких труб, переплетенных единым канатом. Вверху эти трубы расходились уродливыми лапами, как сучья замшелого колдовского дерева. Правда, в поселке не нашлось бы ни одного дерева такой чудовищной высоты. Да и во всей округе.

– Видал чего! – раздался вдруг голос из темноты.

Егорыч шарахнулся было в сторону, но узнал одного из молодых ученых, которые теперь днем и ночью дежурили в его дворе.

– Это... Это... зачем мне такое? – выдавил Егорыч. Он не знал, что говорить, как себя вести и чего теперь ожидать.

– Чуть ли не в полчаса поднялась, – проговорил ученый. – Ползла, как из мясорубки. И вся крутится, скрипит, сучьями машет. Сейчас угомонилась малость...

Они стояли вдвоем и разглядывали чудовище, пока из-за поворота не блеснули фары. Из лагеря прибыла подмога. Еще сонные, но уже взбудораженные москвичи высыпали из кабины, замахали фонарями, заговорили короткими непонятными фразами. Кто-то истошно звал кого-то по радиосвязи, кто-то лишь матерился с испугом и восхищением...

В свете фар поднявшаяся коряга стала отчетливой. Более всего она напоминала обрывок размочаленного железного троса, торчащего из земли. Единственное, трос не мог сам шевелиться, а эта штука вроде...

Через минуту Егорыч понял, что не ошибся. Это сначала ему показалось, что лапы-сучья колышет ночной ветер. Теперь же стало ясно – чудовище шевелится само по себе. Гнется, извивается, вытягивает в стороны щупальца, будто ищет, откуда выдернуть себе жертву.

Прошло еще некоторое время под гомон бестолковой ученой братии, и случилось то, чего Егорыч подсознательно ждал и боялся.

Чудовище сдвинулось с места.

Сначала накренилось, затем раздался оглушительный треск – оно выдирало из земли свои корни. Треск сменился противным скрипом, видимо, гигантские сплетенные стволы терлись друг о друга. И вот оно двинулось.

Егорыч жалобно вскрикнул. Все вокруг вскрикнули, но никто не услышал другого. Егорычу вдруг показалось, что все это немыслимое образование валится прямо на него. Он даже не заметил, что ствол задел угол избы и вырвал несколько бревен. Дом сразу осел, перекосился, зазвенели стекла.

Егорыч уже удирал со всех ног. Он бежал и боялся, что медленно бежит. Он думал, что своим движением только привлечет внимание монстра и, может, лучше просто спрятаться, затаиться, затихнуть в укромном уголке. Ну какое дело этой исполинской ходячей коряге до маленького испуганного человечка в мятой рубашке и кедах на босу ногу?