А как наступило 5 число сентября, тогда мы снялись с якоря и лавировали близ того острова, намерены были идти в путь свой, токмо был ветер противный, к тому ж течение воды нам к выходу препятствовало, паки, подойдя ближе к тому ж острову, стали на якорь на глубине 17 саженей. А когда те американцы увидели нас, что мы стоим на якоре, приехали к нам с помянутого острова на 7 байдарах, из которых две пришли к нам к самому борту, и по тому видно, что они прежде огненного ружья не видали, понеже оные к нам приехали, не имея никакого страха, которым в то время подарен котел железный и несколько игол. От них, напротив того, дано нам в подарок же сделанные из корок две шапки, и на одной привязан был костяной статуй наподобие вида человеческого, который при сем всепокорнейшем рапорте послан в Государственную Адмиралтейств-коллегию, а шапки и их палки во время нашего несчастия утратились.

Все оные острова безлесные и пустые, и видно, что те американцы приехали на своих байдарах к сим островам с матерого берега для промысла морских зверей и рыбы. А каким подобием американцы и их из нерпичьей кожи сделанные байдары, о том значится на рисованной в посланной от меня в Государственную Адмиралтейств-коллегию карте. И удовольствовав мы себя водою, отправились 6 числа сентября в путь свой, назвав оный остров Шумагин. И имели намерение прямо следовать к Авачинской гавани, однако ж вестовые, противные всегда нам, жестокие ветры препятствовали, от которых многократно имели нужду спасать себя, будучи на дрейфе. И прийдя сентября 24 дня на широту 51°, видели несколько островов, а позади оных виден же был к WNW и матерый тот же американский берег, от которого места неописанною жестокостию вестового ветра, которое продолжалось до 13 дня октября, будучи всегда на дрейфе, отнесены были к О около 80 миль.

И можно о той жестокости ветра беспристрастно донести Государственной Адмиралтейств-коллегии, что таких сильных штормов, надеюсь, от старых мореплавателей мало видано было, в которые мы с немалою нуждою себя спасали, [к] тому ж и людей было в команде нашей уже больных цинготною болезнью немалое число, а некоторые и померли, а и остальные уже многие в управлении морской работы явились бессильны. Но, однако ж, хотя мы уже были от тех жестоких трудов и неприятного всегдашнего воздуха в самой слабости, трудились с Божиею помощью получить гавань святых апостолов Петра и Павла. И прийдя 25 октября на широту 51° с некоторыми минутами, видели высокий каменный и безлесный остров, от нас NWN, которой именован нами островом Святого Маркиана. А 28 числа октября видели остров же к NNW расстоянием милях в трех, от него видимы были 3 малых острова, а видно, что и оные пустые и безлесные, который назван нами островом Святого Стефана.

Также и 29 октября во время немалого тумана бросали лот, где глубина воды была 35 саженей, чего ради в туманное время, за мелкостию воды, для осторожности легли на дрейф. А как мало очистился туман, тогда увидели мы остров от нас к W, который назван нами островом Святого Авраама. И, поставив паруса, пошли в путь свой. Управление пакетбота в сие время уже чинилось с великою нуждою, понеже, кроме тех служителей, которые до сего числа по воли Божией померли, больных было около 40 человек, также и наше, оставших, уже было крайнее бессилие. А как уже с тою крайнею нуждою дошли ноября до 4 числа и увидели землю, которую мы за спасение свое почитали, понеже не было более нашей силы продолжать себя на море. По обсервации оная земля лежит на широте 54°, где мы себя счисляли около 53-х, а по разности длины от Вауа — только в 40 минутах. И по тому счислению имели надежду, что та видимая нами земля — Камчатская, несколько севернее Шипунского мыса. Которая погрешность нашего счисления учинилась оттого, понеже мы перед тем задолго времени от беспрестанных густых туманов не видали Солнце, по чему б нам можно было себя исправить, о чем явствует в нашем журнале.

И как мы себя и команды нашей служителей от жестокой цинготной болезни увидели в крайнем бессилии, от чего пришли в немалый страх, ибо тогда уже, можно сказать, почти судно было без правления, понеже тогда команды нашей людей находилось таких, которые чрез великую мощь ходить о себе могли, только 8 человек, но из оных наверх ходили с нуждою 3 человека, из которых был один собственный человек капитан-командора, а прочие все лежали больные при самой смерти. Да и воды на нашем судне осталось только 6 бочек, а провианта морского, как сухарей, так и прочего, не имелось, кроме несколько муки, масла и мяса. Да сверх всего нашего нужнейшего состояния грот-ванты наши выше швиц-сареня на правой стороне все до одной перервались, чего ради и парусов на грот-мачте носить никаких было невозможно. А за вышеописанным бессилием людей оных исправить было некому. А во время того нашего несчастия ветер нам для обхода того видимого нами мыса был противный. Того ради 5 числа ноября, в таком видев себя в худом состоянии, более на море продолжать и ожидать благополучного ветра весьма были опасны, дабы за бессилием людей не оставить судна без всякого управления и не претерпеть от того крайнего несчастия в потерянии всех людей и судна.

Тогда капитан-командор собрал к себе как обер-, так и унтер-офицеров и рядовых, которые еще могли дойти до его каюты, имел о том общее рассуждение, при котором собрании все служители объявили, что они более продолжать себя в работе на море за болезнью и крайним бессилием не могут. Чего ради как он, капитан-командор, так и обер— и унтер-офицеры согласно положили, дабы сыскать якорное место для зимования и стать на якорь для своего спасения, дабы в такой жестокой болезни не потерять себя безызвестно. И по тому общему всех людей согласию пошли к той земле фордевинд. И прийдя в 5 часу пополудни на глубину 12 саженей, положили дагликс-анкер, отдав каната 3∕4, который канат порвался около 80 саженей, отчего придрейфовало нас на бурун на глубину 5 саженей, где мы положили той анкер, который также в скором времени подорвало, и перенесло нас чрез тот бурун ближе к берегу на глубину 4 1∕2 сажени. Тогда положили плехт, отдав у него каната 3∕4. Больных служителей было рядовых 49 человек.

А 6 числа ноября за болезнью многих людей с великою нуждою могли спустить на воду лангбот и офертоить пакетбот. А от того времени с остальными служителями, которые тогда еще, хотя с нуждою, на ногах ходили, имели старание для своза больных на берег и в постановлении оным из парусов палаток. А как поставлены были палатки, тогда капитан-командора больного ноября 8, а мастера Хитрова, больного ж ноября 15 числа и прочих служителей свезли на берег, из которых при свозе померло немалое число. А 21 числа я с остальными служителями в жестокой той болезни свезен был с пакетбота на берег же, ибо продолжать себя той ради болезни на пакетботе более силы моей не было, к тому ж и водою довольствовать было на пакетботе некому, также и никакого вспоможения пакетботу учинить было невозможно.

И между тем послан был от капитан-командора подконстапель Розелиус с двумя человеками по берегу той земли к северу, на которой мы обретались, и велено ему осмотреть, что та земля подлинна ль Камчатская или какой остров; ежели Камчатская, то б ему, Розелусу, идти до жилого места, а что ему велено исполнять, ежели та земля Камчатская, о том дана ему была от него, командора, инструкция, который от бессилия своего не был далее от места нашего верст 30, возвратился назад без всякого известия. А 21 дня ноября приказом его, господина капитан-командора, велено было мне подать рапорт со всеми обер— и унтер-офицерами и служителями о спасении пакетбота «Святого Петра», по которому я с флотским мастером Хитровым и со всеми унтер-офицерами и служителями, имев рассуждение, подал рапорт к нему, капитан-командору, 23 дня ноября в такой силе, дабы пакетбот «Святой Петр» заблаговременно поставить против места нашего на берег, где имелся песок, не вынимая из него груза, дабы оный во время большего с берега ветра, подорвав канат, и не унесло в море.