Он бросился вправо коротким стремительным нырком, ничем не выдав своего намерения; он должен был успеть, но чёрная изломанная лапа молниеносно выстрелила наперерез, сгребла, оплела, распускаясь стремительно растущей паутиной, скручивая руки, притягивая к телу локти, выламывая кисти – словно целая орда палачей взялась за него.

Но мёртвые не чувствуют боли. Хаген не выпустил меча, извернулся в последний миг, острие с хрустом погрузилось в чёрную твёрдую плоть Тварь конвульсивно дёрнулась, впервые за всё время их схватки по-настоящему ослабив хватку.

– Хорошо отвлёк его, так! Продержи ещё немного!.. Мне… надо время!..

Хриплый голос Брана Сухой Руки; и слуга Мимира возник из ниоткуда возле самого портала. Вернее, возникал и никак не мог возникнуть; призрак становился гуще, заметнее, плотнее, но всё равно напоминал лёгкую тень в вечерних сумерках. Сквозь него можно было видеть густые заросли на другой стороне поляны.

– Ты?! Откуда?..

– Возвращайся, хединсейский тан, – бросил призрак, криво усмехаясь. – Так решил Великий Дух. Прощай!..

В руке Брана появился памятный нож[9], дождавшийся, наконец, достойной цели.

Удар – тишину разорвал жуткий скрежет, словно сотни железных когтей впились в стекло, медленно тянули вниз всей тяжестью, оставляя длинные царапины; портал замерцал, то возникая, то исчезая, и вместе с ним замерцал, пропадая из реальности мира мёртвых, и Бран Сухая Рука.

– Иначе… было… никак, – услыхал Хаген.

Их вместе с чёрным демоном поволокло в угасающую воронку портала; взвыл ветер, рванул широкие листья, усеянные зародышами быкоглавцев и коротышек-магов, обрывая стебли, увлекая за собой; воронка закрутилась, стягивая всё к мерцающему огню портала.

Брана было уже почти не видно, Хаген различал лишь вскинутую в последнем привете руку; и, когда тана проносило мимо, бестелесные пальцы Брана разжались, выпуская нож.

В следующий миг ученика Хедина, чёрного демона и всё остальное – листья и останки распавшихся тварей – втянуло в жерло портала, и на Хагена пала тьма.

* * *

– Хаген, тан Хединсея, ученик Хедина, Истинного Мага, Познавшего Тьму.

Низкий и глубокий голос, чем-то напоминавший Трактирщика.

– Очнись, Хаген.

Пространство, где очутился тан, оказалось истинно «серым пределом» – бескрайней равниной без конца и без края, лишённой красок и всего, на чём мог бы остановиться взгляд; просто ровная серая гладь.

Громадный белый орёл медленно взмахивал исполинскими крыльями, протянувшимися, казалось, от края до края сущего.

Хаген не ощущал боли, не ощущал ничего. И – не дышал.

В правой руке так и остался чужой, подменный, меч, а вот левая, как оказалось, сжимала нож Брана; когда он успел его подхватить, хединсейский тан понятия не имел.

– Я… очнулся, великий Дух.

– Грядёт последняя битва, Хаген, ученик Хедина.

– Это… нам привычно. – Слова, казалось, царапали гортань, язык и губы, но Хаген был счастлив уже тем, что способен вновь ощущать настоящую боль.

– Конечно, – согласился орёл. – Именно потому, что привычно, я и призываю тебя. Вам удалось покончить с вторжением, которое я сам остановить не имел… гм, возможности. И теперь, когда Мировое Древо дрожит, готовое рухнуть, нам пора сделать последний шаг. Готов ли ты сражаться под моим началом?

– Я в твоей власти, Великий. Разве тебе нужно спрашивать?

– Для того, что необходимо совершить, – да, нужно.

– Я согласен. – Хаген не раздумывал. – Вот только… что с моим… подменышем?

– Кадавр перестанет быть, как только ты вернёшься обратно, – заверил орёл. – Тут можешь не сомневаться.

– Тогда я готов, – повёл плечами Хаген. – Вот только бы меч мой вернуть…

– Можешь не беспокоиться, – сказал орёл. – Следуй за мной, сын Свавы из Йоля! Круг завершается, пора исполнить твоё предназначение, судьбу, к какой готовил тебя твой отец.

– Что?! – задохнулся Хаген. – Отец?! Кто?..

Но орёл уже взмахнул громадными крылами, и тёмный поток, обрушиваясь на хединсейского тана, потащил его за собой.

Адата Гелерра; валькирия Райна; О́дин, Отец Дружин

Бассейн, где мирно дремал дракон Сфайрат, превратился в настоящие джунгли, заросли поднялись до потолка, вода почти исчезла, как и сам дракон. Даже слабый дымок из ноздрей успевал заблудиться в рукотворной чаще.

Однако Соллей лишь довольно улыбалась.

– Наконец-то. Он плохо отвечал на терапию, медленно, словно мешало что-то. Но вот, хвала всем силам небесным и заповедным, всё-таки ответил. Теперь придётся вырубать всю эту… ботанику.

– Вырубать? – Гелерра пожалела красивые цветы и пышные, нарядные листья, хотя именно они и не имели никакого отношения к лечению, в отличие от, скажем, погрузившихся в рану корней. Но… они всё равно старались, вытягивали яд и гной из-под пробитой чешуи, затягивали, заживляли…

– Конечно, – пожала плечами Соллей, явно думая о другом. – Что ещё-то с ними делать, а?

– Д-да… конечно…

– Помогай, адата. Я буду их умертвлять одно за другим, а ты выдёргивай. Да отбрасывай подальше, некоторым это, гм, не понравится.

Гелерра молча склонила голову.

Пришлось попотеть. Иные растения приходилось почти что выкорчёвывать, они вросли в плоть дракона и расставаться с ним решительно не желали. Некоторые, вымахавшие до потолка и сделавшиеся толщиной в руку, Гелерра спиливала.

Медленно, постепенно, спина дракона высвобождалась из-под зелёного покрова.

Сердце Гелерры билось всё быстрее и сильнее, щёки разгорались. Это было неправильно, но…

А почему, собственно, неправильно?! Нет уж, хватит колебаться! Она будет делать, что захочет, и она непременно будет счастлива! Непременно!

Соллей тоже не бездельничала. Адата ощущала короткие, упругие толчки магии: особо упорные или слишком глубоко укоренившиеся растения, отрастившие себе настоящие пасти с острыми шипами-зубами, пытались кусаться, даже плеваться малоаппетитно выглядевшей слизью – Соллей их упокаивала, умело, быстро и так, чтобы не повредить дракону.

Вскоре совместными усилиями они очистили спину и голову – чёрная броня блестела, словно только что отполированная.