Признаюсь, до беседы с Кэбиным я встречался с одним из первых руководителей компартии Эстонии — Каротаммом. В 50-е годы он и его соратники были обвинены Сталиным в проведении националистической политики и подверглись гонениям. Каротамму, старому партийному функционеру, удалось уцелеть. Он тяжело переживал ситуацию в Эстонии и двусмысленную политику Кэбина. Именно двусмысленную, ибо, с одной стороны, это было преклонение и заискивание перед Москвой, а с другой — подыгрывание мелким интриганам и националистам.

Наша беседа с Кэбиным больше походила на мой монолог. Собеседник сразу насупился, что-то изредка невнятно бормотал, а в заключение произнес какие-то общие слова о дружбе народов. Хотя совсем не о дружбе шла речь, а о тех, кто ее разрушал, и, в частности, о его, Кэбина, политике.

Ю.В. Андропов решил по итогам нашего исследования направить записку в ЦК КПСС с предложением рассмотреть вопрос о ситуации в Эстонии на заседании Политбюро ЦК КПСС с участием руководителей компартии и правительства Эстонии. Записку одобрили. Но заслушивать руководство Эстонии на Политбюро? Зачем? Разве товарищ Кэбин сам не способен оценить обстановку? Разве он не пользуется достаточным авторитетом в Эстонии? И потом, стоит ли обременять Политбюро вопросами второго плана? Строительство Асуанской плотины в Египте и стадиона в Джакарте — вот где куется по-настоящему дружба народов, а инцидентами в Эстонии пусть занимаются местные партийные органы или, на худой конец, КГБ.

Записку Андропова направили в Эстонию, с тем чтобы эстонские товарищи сами разобрались во всем и приняли меры. Овцу отдали волкам, или, если попытаться выразиться поделикатнее, все спустили на тормозах.

В Таллине поднятую нами проблему постарались замять. А обстановка между тем накалялась. Узнав о назначении Андреевой на пост министра просвещения, на улицы эстонской столицы вышли студенты — Андреева хотя и эстонка, но замужем за русским, и фамилия у нее русская.

Только ли в студенческих выступлениях было дело? Ответ очевиден, но не прост. Те, кто подстрекал Эстонию к выходу из СССР, выступали отнюдь не с открытым забралом. И в полной мере это проявилось в преддверии готовившейся в Москве XIX партийной конференции и непосредственно на ней.

К этому времени во главе компартии Эстонии оказался Вайко Вяляс — взращенный Кэбиным вожак эстонской молодежи. Незадолго до этого в Таллине прошел съезд театральных деятелей, в решениях которого впервые открыто прозвучали требования отделения Эстонии от СССР, выхода из состава Советского Союза. На сей счет была даже принята развернутая программа. Значение съезда театральных деятелей, безусловно, поднимало участие в нем представителей Москвы, и в частности Юрия Афанасьева, игравшего в ту пору роль «обличителя зла».

Решение деятелей театра пришлось по сердцу лидерам Народного фронта Эстонии. Не стану заниматься детальным анализом, скажу только, что они старались напустить как можно больше туману, чтобы скрыть истинную цель — выход республики из СССР. Выступить в роли успокоителя общественного мнения решил «верный коммунист» Вайно Вяляс. Незадолго перед этим его вытащили из Никарагуа, куда он был назначен послом СССР.

И вот Вяляс появился на трибуне Кремлевского дворца съездов — весь пропахший порохом Никарагуа, убежденный большевик, не предавший и не способный предать своего отца, вручившего ему компас, который должен указать верную дорогу к коммунизму. Он рассказал о пребывании в Никарагуа, героической борьбе никарагуанцев, поддел Б.Н. Ельцина, якобы неуважительно отнесшегося к народу Никарагуа и оскорбившего во время своего пребывания в стране национальное и революционное чувство никарагуанцев. Вяляс говорил о своей преданности идеям марксизма-ленинизма, о том, что единственно верный путь развития Эстонии — только вместе с Россией. Потом он сказал как бы вскользь, что соответствующие предложения он передал в президиум конференции.

А в предложениях были четко сформулированы пути выхода Эстонии из СССР, то есть изложено прямо противоположное тому, о чем говорил Вяляс с трибуны. Однако даже тогда никто и словом не обмолвился о том, что мы стоим на пороге раскола. Как всегда, осторожненько обошли острые углы и промолчали.

* * *

Непросто складывалась ситуация на Украине. Особенно в Киеве и в западных районах.

В кругах творческой интеллигенции широко муссировалась тема сокращения числа украинских школ. Росло беспокойство в связи с падением тиражей на украинском языке и многое другое, что заставляло задуматься о судьбе украинской самобытности и культуры. В 60-х годах интеллигенция (и главным образом молодежь) во весь голос заговорила о якобы сознательном подавлении Москвой украинского языка, замалчивании истории Украины, о том, что давно уже не издаются произведения ряда украинских писателей, таких как, например, В.К. Винниченко и М.С. Грушевский.

И в самом деле, большинство населения на Украине обучалось и в школах, и в вузах на русском языке. Все понимали, что выпускники школ, владеющие русским, имеют больше перспектив в получении высшего образования за пределами республики, поэтому значительная часть жителей старалась учить детей именно в русских школах. Пагубно сказались решения об отмене обязательного изучения украинского языка в русских школах.

В конце шестидесятых годов появилась книга Ивана Дзюбы «Интернационализм или русификация», ставшая, по существу, программой для возникновения движений, которые привели к образованию «Руха». Кто тогда думал, что благие намерения поэтов Ивана Драча и Лины Костенко, призывавших к воспитанию населения на украинской культуре, против подавления национальных традиций, приведут к трагедии, которую переживает Украина.

Процесс этот, естественно, не остался не замеченным теми, кто давно вынашивал идею выхода Украины из СССР. Активизировались организации украинских националистов (ОУН) в США, Канаде, Западной Германии, да и в других зарубежных государствах. Они устанавливали связи на Украине, засылали эмиссаров, искали опору среди тех, кто готов был сотрудничать.

Могли ли сотрудники госбезопасности стоять в стороне от этих процессов? Конечно, не дело КГБ вести пропагандистскую или разъяснительную работу, но знать, кто справедливо требует развития украинской культуры, а кто намеренно разжигает националистические настроения, органы госбезопасности обязаны.

А события на Украине развивались не лучшим образом. Горячие головы, отстаивавшие самобытность и независимое развитие, старательно раздували националистические страсти. Это немедленно сказалось и на позиции украинского руководства. Первый секретарь ЦК КП Украины П.Е. Шелест, прибывший однажды в Прикарпатский военный округ на партийную конференцию, учинил разнос командующему за то, что объявление о партконференции было написано на русском языке.

— Армия у нас интернациональная, — резонно возразил командующий.

Как тут не вспомнить знаменитую актрису Ю.И. Солнцеву, вдову прославленного кинорежиссера А.П. Довженко, которая рассказала мне о том, как трудно было ему работать в условиях сложных взаимоотношений Москвы и Киева. На киностудии в Киеве ему запрещали снимать на русском языке кинофильм «Щорс», а в Москве не выпускали на экран документальную ленту «Битва за Советскую Украину», куда Довженко вложил весь свой пафос украинца-патриота.