сгустившейся темноте. В этот момент (около семи вечера) раздается первый одиночный выстрел. После паузы на скопившихся у входа людей обрушился шквал огня, из здания радиокомитета под ноги людям полетели гранаты.

Выстрел из гранатомета произошел в момент падения раненого гранатометчика-любителя. Ушедший в темноту снаряд с несвинченным колпачком взрывателя просто пробил стену, осколок от которой убил пулеметчика-спецназовца из отряда «Витязь», щедро поливавшего безоружную толпу свинцом. Больше ни одного выстрела защитники парламента сделать не смогли. Да и смысла это не имело. Огневая мощь засады многократно превосходила возможности группы Макашова, которая тут же рассеялась.

С двух сторон по безоружной толпе хлестнули автоматные очереди. Оставляя на площади десятки трупов, митингующие побежали в разные стороны. Вслед им летели трассирующие пули, рассекающие темноту. Озверевшие наемники обстреливали даже машины «Скорой помощи», которые пытались помочь раненым. Непрерывный огонь продолжался около полутора часов.

В это время в Останкино подтянулась основная колонна демонстрантов. Новая попытка начать переговоры привела к расстрелу безоружной толпы. Пулеметные очереди добивали раненых и гнали людей дальше. Лишь несколько самоотверженных казаков, пришедших с колонной, под огнем забросали угол радиокомитета бутылками с бензином. Многие из них погибли на месте. Огонь нехотя лизнул ненавистное здание, но так и не разгорелся.

Для того чтобы завершить дело, на площадь у телецентра вползают БТРы. Видимо решив, что здание уже захвачено (а может быть, поддерживая иллюзию боя), пулеметчики БТРов начинают стрелять по окнам первого и второго этажа радиокомитета, разнося вдребезги витражи.

Еще часа два БТРы охотились за любой движущейся мишенью в близлежащих окрестностях.

Тем временем на полную катушку заработала пропагандистская машина ельцинистов, которая использовала громадное количество отснятого видеоматериала. Просеяв его сквозь сито «социального заказа», журналистская братия выдала стране и миру «факт»: коммуно-фашисты пытались захватить телецентр, устроили расстрел его работников, но подоспевшие воинские части разгромили отряды преступников.

Все смерти списывались пропагандой на тех, кто даже оружия не имел. Будто не было дикой охоты на людей, расстрела совершенно безоружной толпы, будто не было организованной против демонстрантов коварной засады. Смерть видеоинженера в здании «Останкино» стала разменной картой в нечистоплотной игре. Только через много месяцев выяснилось, что убит он был спецназовцем отряда «Витязь». За что? Это никому не известно. Тогда убивали просто так — без причин.

По официальным данным, в Останкино погибло 36 человек (значительно позднее эта цифра была увеличена до 74), по сообщениям очевидцев — около 200.

Захваченных в Останкино людей свозили на Малую спортивную арену Лужников, потом туда же стали поступать те, кто был в Белом Доме. Пьяная омоновская солдатня грозила убийствами, постреливала в потолок и избивала всех подряд, затем избиения продолжались в отделениях милиции.

Получив сигнал сверху, разная сволочь, называющая себя творческой интеллигенцией, хлынула на телеэкран, раздувая кампанию лжи. За ними потянулись и более приличные люди, еще днем раньше осуждавшие Ельцина. На тех, кто выражал хотя бы малейшее сомнение в том, что расстрел людей стоит поддерживать, журналисты набрасывались подобно цепным псам. Страх толкал на подлость. А потом возникла привычка к подлости. Годами с телеэкрана стране пересказывали ложь, порожденную мятежом. До сих пор многие уверены, что жертвы в «Останкино» — на совести защитников Конституции.

В волну лжи нырнул и Григорий Явлинский, пытавшийся до того момента занимать позицию «над схваткой». Он в своем выступлении по телевидению призвал Ельцина применить силу для «подавления фашиствующих, экстремистских, бандитских формирований, собранных под эгидой Белого Дома» — вплоть до армейских подразделений. «Президент должен проявить максимальную жесткость и твердость в подавлении бандитствующих элементов», — говорил Явлинский («Российские вести», 05.10.93).

У страха глаза велики. Тем более, если пугать начинают близкие соратники. В ночь с 3 на 4 октября Егор Гайдар использовал телевидение, чтобы призвать безоружных сторонников выйти на защиту Президента к Моссовету и Кремлю. Планировалось, в случае чего, снова прикрыться щитом из живых людей.

Позднее Гайдар объяснил свои действия так: «Вы думаете, мы напрасно просили москвичей собраться у здания мэрии на Тверской? Ничего подобного. Там в подвалах много оружия, и мы, в случае необходимости, хотели раздать его забаррикадировавшимся в Кремле». И действительно раздавали. С этим оружием из арсеналов Лужкова номенклатурные боевики штурмовали парламент.

В ту же ночь замминистра финансов взял на фабрике Гознак под расписку 1 миллиард рублей. Эта была первая поощрительная порция для расстрельных бригад. Вторую — 11 миллиардов — у Центробанка через несколько дней взял сам Гайдар. К концу года деньги вернули, зачерпнув их из других источников.

Ельцин заранее готовился к силовому разрешению конфликта. Выезжая летом 1993 г. в Таманскую и Кантемировскую дивизии, он неизменно интересовался настроем командного состава: как они себя поведут? Военные не подвели. Против парламента действовали подразделения Таманской, Кантемировской и Дзержинской дивизий, Тульской дивизии ВДВ, рязанский полк ВДВ, московская милиция и собранный из провинциальных районов ОМОН. Всего в живодерской операции было задействовано более 20 тысяч человек.

Однако ночью с 3 на 4 октября Ельцину пришлось поволноваться. В окружении телохранителей он прибыл в Министерство обороны. Генералы без энтузиазма встретили приказ послать на штурм Белого Дома 10 танков. Для стрельбы по парламенту пришлось искать добровольцев. Правда, далеко и долго ходить не пришлось — Москва была полна «деморосовщины».

Ночь с 3 на 4 подробно описана в мемуарах Александра Коржакова. По его свидетельству, он всю ночь просидел в президентском кресле, «за пультом управления страной». «Из ГАИ доложили: никаких частей Министерства обороны в городе нет. Останкино штурмуют, на защите только внутренние войска и милиция». Штаб мятежников в МО — Черномырдин, Сосковец, Грачев — занят неизвестно чем. Коржаков понимает, что толку от этого штаба не будет, будит Ельцина и вместе с услужливым каперангом Захаровым, разработавшим план смертоубийства, едет в МО. «Требуется всего-то десяток танков: пять боевых машин откроют стрельбу с Калининского моста, а остальные пять — с противоположной стороны».

Упырь-диверсант докладывает, «как взять Белый дом». Осталось «добыть» танки.

— Есть у вас десять танков?

— Борис Николаевич, танки-то у нас есть, танкистов нет.

— А где танкисты?

— Танкисты на картошке.

— Вы что, на всю российскую армию не можете десять танкистов найти?! Пусть офицеры садятся в машины.

— Я сейчас все выясню.

— Десять минут вам даю для того, чтобы вы доложили об исполнении, иначе…

— Все, в семь утра прибудут танки, тогда и начинайте.

— Борис Николаевич, я соглашусь участвовать в операции по захвату Белого дома только в том случае, если у меня будет ваше письменное распоряжение.

— Я вам пришлю нарочным письменный приказ.

Генералы не могли понять, с какой стати расстреливать парламент. Но Коржаков знал, что причина будет — трупы бойцов