– Выруби, – прошептал Джулиан. – Меня сейчас вырвет.

– Сиди! – рявкнула Таня и вновь надавила на дис-танционник. Что-то свистнуло, и Джулиан оказался пришпиленным к креслу неизвестно откуда выскочившими плотными пластмассовыми захватами. – Ты что ж, мразь, всех нас похоронить решил, а? Неужели ты не понимаешь, во что впутался? «Зарину» попросту раздавят, как клопа, даже не прилагая особых усилий, а наши с тобой бренные останки даже не выловят в верховьях Темзы с чулком на шее, если только этот Пиквик…

– Какой Пиквик? – удивился Джулиан, гимназиев не кончавший. – Пиквик – это такой чай, а он…

– Да знаю я, кто он, – Таня покосилась на экран, где предмет их разговора воодушевленно полосовал длинным ножиком содранное-таки с «куклы» платье, натянув на голову черные кружевные трусики, добытые там же. – Значит, тебе, дураку, сказали, что он загорится желанием приобрести эксклюзивные права на этот кинематографический шедевр с собой в главной роли и расплатится не только большими денежками, но и гарантиями безопасности для творческой группы? Дескать, если господин глава дружественной державы захочет бяку сделать, то и господину главе бяка будет не меньшая. Так?

Джулиан молчал. Таня обошла стол, склонилась над ним. В левое нижнее веко уперлось острое золотое перо «Картье».

– Говори, а то без глаза останешься. Для начала…

Таня слегка надавила на авторучку. Джулиан взвизгнул.

– Говори, – устало повторила Таня.

– Ну, Солидняк сказал, что дело чистое… – забормотал Джулиан.

– Погоди, что еще за Солидняк?

– Ну, который под полковника косит. Аферист знатный…

– Полковник Паунд?

Таня опустила ручку и расхохоталась.

– Ты чего? – недоуменно спросил Джулиан.

– Господи, ну какой же ты идиот!.. Солидняк… Вы что, даже не удосужились проверить, что это за птица, прежде чем с ним в дело входить?

– А как?

– Да хотя бы в юбилейный буклет заглянули. «Восемьдесят лет Британским бронетанкам» или что-то вроде, сейчас не припомню. На сорок пятой странице групповой портретик старших офицеров Ее Величества Девятого, и Паунд наш в обнимочку с командиром, в полный рост. Полковник-то настоящий! И непростой к тому же. Военная контрразведка. А если учесть, что Девятый в Западной Германии расквартирован, такой дядя там сидел не просто для отчетности.

– Про это что, тоже в буклете написано?

– Он еще иронизирует… Нет, конечно. Но иногда полезно бывает пивка попить с ветеранами… Так что не будет ни угроз, ни наездов, а будет милая конфиденциальная беседа на высшем уровне, и в качестве ответной любезности за небольшие уступки политического и экономического свойства высокому зарубежному гостю будут вместе с пленкой сданы все, кто имел или мог иметь к ней какое-либо касательство, – ты, я, весь персонал «Наннери», а может быть, и господин полковник. Он-то хоть за идею погибнет… Нет, я ошиблась…

Джулиан резко поднял голову. Таня подбородком показала на экран. «Пиквик», покончив с платьем, принялся кромсать ничком лежащее у гроба тело.

– Уступки будут крупными. Легко этот прозектор-любитель не отделается, не дадут. Хотелось бы, конечно, надеяться, что спецслужба не даст ходу этому убойному во всех отношениях материальчику и позволит нам пожить до следующего подобного раза, но, согласись, надежды мало. «Наннери», скорей всего, уцелеет – слишком уж ценная задумка, еще не раз пригодится, а вот смена караула будет полной… Эх, сколько учили, что для некрофилов есть Эстер, ну, Зулейка для разнообразия. Тогда еще был бы шанс отмазаться. Так ведь нет же, натуральную жмуру раздобыл…

– Двадцать тысяч квидов… – пробубнил Джулиан.

На него было жалко смотреть.

– Очень они тебе на том свете пригодятся! От хлесткой пощечины голова Джулиана дернулась вбок. Он сплюнул кровавую слюну на ковер.

– Ну ладно, концерт окончен. – Таня повысила голос: – Эмили, два кофе, пожалуйста!

Дверь в приемную отворилась, но вместо Эмили вошел, озираясь, полковник Паунд, а в руках у него был не поднос с кофе, а никелированный пистолет, глядящий Тане прямо в лоб.

– Ай, да бросьте пушку, полковник, – спокойно сказала Таня. – Вам же не давали указания меня погасить.

Полковник пожал плечами и отвел пистолет в сторону.

– Вас – нет. – Он выразительно глянул на съежившегося в кресле Джулиана.

– А, этот… Он никуда не денется.

– Согласен. – Полковник отогнул полу пиджака и спрятал оружие. – Пленочку позвольте? Он сделал шаг к потухшему экрану.

– Милости прошу. Цените – я ведь могла ее уничтожить… Вы, насколько я понимаю, получили мою записку?

– Обе, – отвечал полковник, занятый извлечением мини-кассеты из магнитофона. – Хитрая вы бестия, мэм, вот что я скажу. И чертовски рисковая.

– К вашим услугам… «Джонни Уокер», «Лафрейг», ирландское?

– Благодарю, у нас мало времени.

– Мне бы не хотелось оставлять его здесь…

– О нем позаботятся… А что это?

– Меня утомили длинные монологи, которые пришлось здесь произносить. Вот, чтобы не повторяться, я их записала.

Полковник хмыкнул.

– Думаю, это лишнее. Но все равно давайте. – Он положил Танину кассету в карман. – Вы уверены, что больше записей вашей беседы не имеется?

Она ответила обезоруживающей улыбкой.

– В чем нынче можно быть уверенным? Во всяком случае, я их не делала…

Очнулась она, вероятно, ночью, долго и тупо разглядывала полумрак совершенно незнакомой ей комнаты, потом приметила по правую руку прикроватный столик с лампой, потянулась к шнурку, дернула. Не работает. Таня протерла глаза. Слабый свет исходил откуда-то снизу, со стороны, противоположной темному, занавешенному окну. В принципе, и его хватало, чтобы в общих чертах рассмотреть помещение. Пузатый комод напротив кровати, над ним – зеркало во всю стену. Около окошка – бюро, на пустой поверхности которого белеет какой-то листочек. Большое кресло в углу. Безликим комфортом комната напоминала ту, в гнездышке тети Поппи, где Тане довелось прожить первые месяцы своего британского периода. Чуть повыше классом, зато не хватает некоторых мелочей —телевизора, будильника, пепельницы, телефона…

Таня сбросила ноги на пол, встала. Ее тут же повело, закружилась голова. Пошатнулась, но устояла. Дурная слабость во всем теле, прикрытом белой ночной рубашкой до пят, тупо ноет затылок и очень хочется пить. Состояние не блестящее, но терпимое. Подойдя к окну, Таня отдернула тяжелые шторы, посмотрела на подсвеченную далекими фонарями зелень, на край блестящей от недавнего дождя асфальтовой дорожки. Взялась за ручку на оконной раме, потянула вверх. Хлынул густой, влажный, свежий воздух. Мелкая стальная сетка, одновременно от комаров и от… Если приналечь, возможно, удастся выдавить… Но стоит ли торопиться?