Добрался до какого-то дома. Там наши у стены сидели, ещё успели покурить, «беломорину» на троих. Пока курили — всё вроде потише стало, но скоро «духи» и здесь начали зажимать огнём, пришлось уходить. Нас у этого дома осталось человек шесть. Сначала дорогу перебежали, потом вдоль стенки, метров 25, затем надо было открытый участок перебежать, по этому участку работал снайпер. Я первый побежал, и лёг за полуметровым фундаментом на полпути, так как начал работать снайпер, потом прополз до забора, мне нужно было перепрыгнуть этот забор, чтобы попасть в гараж. Раздавалась сильная стрельба, судя по автоматическому огню, боевики были где-то здесь, нас в кольцо брали. Все шесть человек благополучно пробежали опасный участок и встретились с подполковником Куклевым, он с небольшой группой ждал нас, а машины с ранеными успели уйти. Подполковник Куклев мне: «Живые все? Ну, молодцы! Ну, побежали!». Только побежали — свист снаряда, и крыша с дома неподалеку слетела, чуть не на нас.

Подошли наша БРМ и танк. Я подбежал к танкисту и попросил: «Шарахни по подбитой БРМ, чтобы боевикам не достались!». Шарахнул он так, что она развалилась. После этого уехали, наконец-то, в батальон. В этом бою потери техники составили: БМП-2 — три единицы; БРМ-1К — одна.

«Петрович, родной, а я тебя похоронил…»

Александр Куклев:

— По канаве, на четвереньках, собирая раненых, отходим. Сосредоточились за выступом металлического забора. Вижу Рому Балабанова на том месте, где я только что был. К нему «дух» лезет. Бросаю в него гранату, стреляю вдогон — падает, как пластилиновый человечек. Появляется уверенность, некоторое подобие спокойствия. Сзади меня майор Поляков перевязывает раненого, затылок у него в крови. У меня автомат клинит, кричу: «Дайте АК!». Кто-то суёт мне в руки свой АК-74. Пытаюсь понять, что ещё могу сделать. А рядом уже и народу нет, задачи ставить некому, много раненых. Подползает связист со станцией, мальчишка-срочник, по виду — бурят: «Вас начальник разведки группировки ищет, ему доложили, что вы погибли». — «Где командир дивизиона?» — спрашиваю. — «Ранен». Подходят машины, вижу Лёху Трофимова, грузит раненых. Рома Балабанов с розовой пеной на губах почему-то сам пытается дверь отсека десанта закрыть. В десанте раненые лежат друг на друге. Рому с трудом запихали, закрыли дверь. С ранеными разобрались, вроде всех собрали, раненого командира дивизиона отправил. Даю команду собрать оружие. Вижу пистолет комдива, подбираю, позже отдал Буданову.

Выхожу на связь с подполковником Тупиком. Он кричит: «Петрович, родной, а я тебя похоронил! Организуй отход! На помощь «духам», по данным радиоперехвата, идут около двухсот человек!». Прошу его поддержать нас огнём танков и вертолётами.

Приходит танк, отстреливает весь БК. «Духи» молчат. Уходит танк — «духи» активизируются. Танки делали два-три захода. Подошли «полосатые» (вертолёты — авт.), вышли на связь, ставлю им задачу на прикрытие отхода. Не вижу Полякова, наконец, он выползает из пролома в стене с пацанами. На одной БМП осталась пара дымовых шашек. Ставим завесу. Спрашиваю «полосатых»: «Оранжевый дым видишь?» — «Вижу!» — «Бей на квартал южнее, в сторону ущелья». Только начали отходить, ударом ракет накрыло то место, где мы только что стояли. Мать-перемать, чтоб тебя! Но вроде никого не задело. Поляков останавливает подъехавший танк, говорит командиру, чтобы расстрелял несгоревшие «бэхи». Прыгаем на броню, отходим. Местное население на окраине села стоит и нас разглядывает.

Когда отъехали из села, очень сильно захотелось курить. Пачку сигарет выкурил одну за другой!

«Стрелял до последнего, пока не взорвался…»

Евгений Липатов:

— Так провозились часов до 2–3 дня точно. Время пролетело быстро. Толик, с Набережных Челнов, сержант после учебки, он был в этой группе, ему осколок попал возле глаза, и контузило. Его медбат забрал, а он сбежал, смотрю — сидит в палатке на нарах. Потом всё же отправили, он не вернулся к нам после ранения.

Потом говорили, что к «чехам» ещё два «КамАЗа» подъехали. Можно было нам пробиться, под прикрытием танков и БМП, но некому было возглавить. Хотели до первых «бэх» дойти. Все устали, но и «духам» хотелось дать. «Шилка» подошла, но её выстрелы не долетали до склонов, надо было поближе подогнать, побоялись.

При нас танк лупанул два раза, потом ещё раз, слышал.

Черкесов рассказал: когда с брони попрыгали, их зажали конкретно, в арыках. Он видел, как Курбаналиева сняли. Первую «бэху» подорвали, он вылез помочь отогнать её. Толик рассказывал: они лежат, третья «бэха» подъехала, лупит, у меня башка трещит от грохота, снаряд попал в трубу и осколком ему в ухо. Огонь был — вообще… Трое убитых пацанов лежали. Одного первым выстрелом в ногу, вторым — во вторую ногу, потом по рукам также, так снайперы издевались. Мишка рассказывал: «Они херачат по мне из «граника» и выстрелы разрываются в пяти метрах, но осколков нет, она же кумулятивная». Серёге говорю: «Ну, что, съездил за меня?». Хорошо, что он выбрался. Курбаналиеву первый же выстрел из «граника» попал по броне, все попрыгали, здесь трое погибли сразу. Потом второй «бэхе» также. Третьей тяги перебили, «чехи» его утащили потом. А эти две БМП спалили. Кто-то из наших лежал под бронёй отстреливался, его сожгли. Кто-то в адамовской «бэхе» стрелял до последнего из пушки, пока не взорвался.

«Жечь начало и — адская боль…»

Иван Кузнецов, командир взвода, старший прапорщик:

— Меня ранило разрывом гранаты, как ударило осколками по левой ноге — осколка четыре… Ранило одновременно с начхимом батальона, Романом Балабановым. К БМП подтащили, в люк его кинули, и сразу ему в спину ещё раз пулей ударило, кровь в лёгкие пошла. А мы потом ещё бежали, я даже не обратил внимания, думал сначала — осколки камня в ногу попали, крови не чувствовал. Я сигарету четыре раза прикуривал, так руки дрожали. Да, страшновато было…

Впереди шла «бэха», люди шли под прикрытием брони, я пошёл догонять, осталось метра два — пуля в ногу, смотрю — видно, как кость торчит. Попробовал встать — нога немеет. Сначала боли не было, только нога немеет. Пуля вошла справа и вышла через ногу, входная ровно по калибру, а выходная дыра была большая, вместе с костью мясо выбило, и кусочек кости торчал. Потом жечь начало и — адская боль. Подполковник Куклев бежит: «Что такое? Куда? В спину?» — «Нет, в ногу». Два промедола воткнул, потащили меня в левый десантный отсек БМП, «бэха» как раз встала. Правый десантный отсек был забит ранеными, меня в левый кинули.

Наводчик работал как маятник: пулемёт — пушка, как часы работал. Смотрю — у него 5–6 выстрелов в пушке осталось. — «Потерпи, — говорю, — раненых ещё не всех собрали». Пока подобрали только тех, кто недалеко был, рядышком. «Двухсотых» от мечети сразу увезли, этого мальчишку, контрактника, тоже.

Александр Ступишин, старшина 1-й разведывательной роты, старший прапорщик:

— Наша рота была на высотах, поэтому в Дуба-Юрт поехали на «бэхе» только капитан Тритяк, его водитель Алмаз и я. Выехали с цементного завода, впереди танки стояли закопанные, пушки, как раз танк выезжал по дороге.