– Эллиотт ни за что не обидел бы Пресли. С тех пор как мы с ним познакомились, Пресли не раз меня доставала, но Эллиотт только пару раз ее отчитал. Может, он и дрался с другими парнями, но никогда не поднял бы руку на девушку. Никогда.

– Я тебе верю, – сказала миссис Мейсон. – Может, ты хочешь мне что-то сказать? – Я не ответила, и психолог хлопнула в ладоши. – Кэтрин. Я вижу, ты устала. У тебя стресс, ты замыкаешься в себе. Позволь мне помочь тебе.

Я потерла слипающиеся глаза. Часы показывали восемь часов сорок пять минут. День мне предстоял длинный, особенно учитывая, что Эллиотт наверняка захочет со мной поговорить. А может, и не захочет. Возможно, он устал перелезать через стены, которые я вокруг себя воздвигала. Со вчерашнего вечера я его не видела, с тех пор, как ушла из дома его тети.

– Кэтрин…

– Вы не можете мне помочь, – заявила я, вставая. – Первый урок уже закончился, мне пора идти.

– Детектив Томпсон хочет, чтобы я ему докладывала. Разумеется, я не могу ему пересказывать содержание наших с тобой бесед, но он требует, чтобы я прислала ему письмо по электронной почте, в котором описала бы твое эмоциональное состояние.

Я нахмурилась.

– Он… Что?

– Как только ты уйдешь, мне придется ему написать. Тебя собираются вызвать в участок для беседы.

– Мы ничего не сделали! Разве антипатия к Пресли – это преступление? Почему бы полиции не переключить свое внимание с нас на ее поиски? – выпалила я.

Миссис Мейсон откинулась на спинку кресла.

– Ну, это самая честная реакция из всех, что ты когда-либо демонстрировала. Это очень смело. Откровенность требует определенной уязвимости. Что ты чувствуешь, говоря это?

Я помолчала, не в силах отделаться от ощущения, что мной манипулируют.

– Пишите Томпсону все что хотите. Я ухожу.

Я закинула рюкзак на плечо и выскочила за дверь. Миссис Розальски, директор Огастин, а также несколько студентов-помощников смотрели, как я убегаю.

К моему шкафчику кто-то приклеил желтую бумажку, на которой печатными буквами было выведено одно слово: «Признайся». Я сорвала ее, скомкала и швырнула на пол, потом набрала код, взялась за ручку и дернула, но дверца не открывалась. Я повторно набрала код и снова дернула, затылком ощущая взгляды десятков пар глаз. Я набирала код и дергала ручку снова и снова, но никак не могла открыть шкафчик. Горячие слезы навернулись на глаза.

Над моим правым плечом появилась рука, набрала код и сильным рывком открыла шкафчик. Я повернулась и ухватилась за руку Эллиотта двумя руками, чувствуя, что задыхаюсь.

Эллиотт прижался правой щекой к моей левой щеке, и это прикосновение согрело меня, как солнечный свет. От него пахло мылом и чистотой, его голос окутал меня, подобно теплому одеялу.

– Ты в порядке?

Я покачала головой. Эллиотт важен для меня. Мне следовало защищать его так же, как он защищал меня, но мне не хватало сил отпустить его. Эллиотт был единственным мостиком, связывавшим меня с нормальной жизнью.

Он выпустил ручку шкафчика и обнял меня.

– Прости меня за вчерашний вечер, Кэтрин. Клянусь, этого больше не повторится. Меньше всего мне хотелось, чтобы ты это видела. Я устал, вымотался и… потерял над собой контроль. Я бы никогда не поднял на тебя руку. Только двери. И деревья… и Круз Миллер. Тетя Ли говорит, мне нужно повесить у себя в комнате боксерскую грушу. Я…

Я повернулась и уткнулась лицом ему в грудь. Эллиотт крепко прижал меня к себе, поцеловал в макушку, потом снова прижался щекой к моей щеке.

– Прости меня, – повторил он.

Я покачала головой, чувствуя, как по носу скатываются слезы. Я не могла произнести ни слова; за последние три года я еще никогда не чувствовала себя настолько уязвимой.

– Как дела дома?

Коридор опустел, прозвенел звонок, но мы с Эллиоттом остались стоять у шкафчиков.

– Я просто… – о щекам текли слезы. – Я очень устала.

Эллиотт вглядывался в мое лицо, было видно, что он напряженно размышляет.

– Сегодня ночью я останусь у тебя.

– Не хочу, чтобы ты пострадал.

Он прижался лбом к моему лбу.

– Ты хоть представляешь, что со мной будет, если с тобой что-нибудь случится? Я готов отрезать себе руку, лишь бы ты была в безопасности.

Я обняла его крепче.

– Значит, мы будем беречь друг друга.

* * *

«Ниссан» матери Мэдисон, тихо урча двигателем, остановился возле дома на Джунипер-стрит. Мэдисон, прищурившись, уставилась на руль и стала рассказывать о своей беседе с детективом Томпсоном.

– Как только пришел мой папа, детектив сразу сменил тон, но все равно всем своим видом показывал, будто я что-то скрываю. Да, я думаю, что это Пресли разбила фары моей машины. Это не значит, что я ее похитила, убила или что-то с ней сделала. Томпсон был…

– Безжалостным, – закончила я за нее, глядя в окно.

Ветер гнул голые ветви деревьев на Джунипер-стрит, и я невольно поежилась.

– Да, именно так. Он сказал, что еще может вызвать нас в участок. Меня, тебя и Сэма. Но вот на Эллиотте он просто сдвинулся. Думаешь… думаешь, это потому, что Эллиотт – чероки?

– Его тетя Ли, похоже, именно так и думает. Уверена, она права.

Мэдисон зарычала сквозь зубы.

– Он же лучше всех нас! Эллиотт – прекрасный парень. Все его любят, даже Скотти Нил! И Эллиотт по праву завоевал место квотербека в команде.

– Теперь его не любят, – заметила я. Весь день нам подбрасывали анонимные записки. – Уже вовсю ходят слухи. Все считают, что это мы похитили Пресли, коль скоро нас вызывали в полицию, а на здравый смысл всем наплевать.

– Некоторые считают, что Пресли мертва.

– Ты тоже думаешь, что ее нет в живых? – спросила я.

Мэдисон помолчала.

– Не знаю. Надеюсь, что нет. Надеюсь, с ней все хорошо. Честно.

– И я тоже на это надеюсь.

– Если ее похитили, то это не мы, а кто-то другой. И этот кто-то среди нас. Это сводит меня с ума. Может, именно поэтому все нас и обвиняют. Если люди будут считать виновными нас, им будет спокойнее.

– Пожалуй, – вздохнула я. – Спасибо, что подвезла до дома.

– Не за что. Ты идешь на игру в эти выходные? Странно будет весело кричать и хлопать, зная, что Пресли пропала. Некоторые говорят, что перед игрой зажгут свечи в память о Пресли.

– Не знаю. Не уверена, уместно ли это, хоть и не хочу оставлять Эллиотта одного.

– Пойдем вместе.

Я кивнула, открыла дверь автомобиля и вышла; пока я шла через газон к тротуару, под ногами хрустела жухлая трава. Сухую землю припорошило тонким слоем снега, снег забился в трещины на тротуаре. Возле черной кованой калитки я остановилась и посмотрела на дом.