Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вышвырнул бы ты его, и дело с концом. Зачем держишь?
Хозяин кабинета накрыл её руки своими, не давая развивать наступление.
– ДБ дважды присылал на него запросы, на личное дело. В том году и в этом, с разницей в полгода.
– И что?
– Департамент не интересуется людьми просто так. Кто его знает, для чего он им?
– Брось…
Женщина томно выгнулась, всё же развивая успех, и перекочевала начальнику на колени. Тот принялся гладить её ноги, перебираясь всё выше, с интересом изучая декольте.
– Если бы был один запрос… Но второй! Они наблюдают за ним, и если я его просто так исключу… могут возникнуть проблемы.
– Мало ли для чего департамент за кем-то наблюдает? Может быть сотня причин!
– Но он…
– За ним кто-то стоит?
Мужчина поколебался, но отрицательно покачал головой:
– Нет.
– Тогда в чём дело? Департаменту плевать на всяких выскочек, поверь… – Она впилась ему в губы. – Возьми меня прямо сейчас…
Мужчина с силой оторвался от неё.
– Наверное, ты права! – Затем резко передислоцировал её на стол и до верха поднял юбку. – Кажется, на тебе много лишней одежды…
Сдоном Алехандро я так и не поговорил, никакой стратегии не выработал.
Я не знал, что делать и за что браться; всё валилось из рук, ничего не придумывалось. Ситуация сложилась следующая: директор – мудак, который покроет Толстого, что бы тот ни выкинул. Уж если он Рамоса после всего не выкинул…
Откроюсь: я сильно подозревал, что меня выкинут вместе с Рамосом, за компанию. Но в столовой у меня не было иного выхода, кроме как сделать то, что сделал. Вопрос чести, престижа. Самоуважения, наконец! Как я буду смотреть в глаза Бэль в субботу, зная, что я дерьмо? Ни одна школа не стоит этого! Поэтому результат вчерашней баталии меня немного озадачил, но в то же время обрадовал – я продолжаю учиться, у меня есть небольшая отсрочка.
Так вот, к ситуации. Директор с удовольствием вышвырнет меня, наплевав на правила и уставы, и даже на сеньору министершу. Конечно, где я и где она: мне не достучаться до неё, и он прекрасно об этом знает, блеф не сработает. Все мои планы относительно Толстого, администрации, подстав, департаментов и прочего накрылись медным тазом. Техническая часть, кроме моего навигатора (но то отдельная песня), не работает, как преодолеть глушилки и не запеленговаться, ребята так и не придумали. С виртуалом тоже проблемы – быстро такие вещи не делаются либо, наоборот, делаются очень быстро и молниеносно, но для этого надо обладать просто термоядерной сенсацией. Таковой пока не было, и я молился, чтобы не было подольше. С журналистами тоже пока не густо – лишь через десятые руки знакомая знакомого Хуана Карлоса, вечно занятая девочка, уделит нам время в воскресенье. Встретившись, мы лишь выясним, поможет она или нет, и только тогда начнём разрабатывать план. Ключевое слово «начнём».
Тем временем банда Толстого рвёт и мечет. Вчера встретить меня они не пытались, были растеряны, но что им мешает сделать это сегодня? Или не так: что им мешает найти меня в районе после занятий? Вечером, после тренировки? Перед школой? Это беспредельщики, они жаждут моей крови, и мне нечего им противопоставить.
Короче, дело труба. Ко всему ещё и дон Алехандро уехал, так сказали в учебной части, куда я подошёл перед занятиями.
Во дворе перед фонтаном меня встретили трое во главе с Кампосом. Я решил не уклоняться от разговора и подошёл вплотную, внутренне готовясь ко всему. Но нет, на сей раз они решили просто поговорить.
– Хуанито, дружище, разговор есть.
– Слушаю. – Я был весь во внимании.
– Мы все прекрасно знаем, что ты вчера натворил.
Я кивнул.
– Так вот, сегодня ты забираешь документы и чешешь. И больше здесь до конца жизни не появляешься. Это ультиматум, даём времени тебе до пятой пары. Если после неё ты всё ещё будешь числиться здесь, пожалеешь.
Кампос был серьёзен, как никогда. И он не шутил, не блефовал – больше чем уверен, он уже подготовил мне весёлую вечернюю программу. Но то, что он говорил, не вязалось с его имиджем, с его поведением до. Кампос – не Иисус, чтобы что-то прощать.
– Откуда такая тактичность? С чего бы это ты меня отпускал, вот так, не отомстив?
Его лицо исказилось в гримасе. Ему не хотелось говорить, он попытался уйти от ответа:
– Я добрый. И справедливый. И не хочу лишней крови. Ты уйдёшь, все забудут о случившемся инциденте и будут счастливы. Ты – что остался жив, мы – что не будем лицезреть здесь твой фенотип.
– Бенито, может, ты ещё и вторую щёку подставишь?
– А?
Ясно, Библию он не читал.
– Не похоже на тебя. Где гарантии?
– Моё слово в присутствии пацанов.
«Пацаны» кивнули, как бы подтверждая этим незыблемость слова предводителя. Мне захотелось рассмеяться, но сдержался.
– Моё слово твердо. Если ты уйдёшь отсюда с документами – ты уйдёшь отсюда. Если решишь продолжать колотить свои бессмысленные понты… ты отсюда не уйдёшь. Я ясно выражаюсь?
Я кивнул.
– И не вздумай пытаться сбежать. Я найду тебя везде, где угодно. Это будет делом принципа.
«Пацаны» вновь кивнули, подтверждая.
– Бенито, за убийство посадят даже тебя.
– Кто говорил об убийстве? Есть много способов отравить всю дальнейшую жизнь человека. Кстати, на камеры не надейся, они не спасут тебя. Я закопаю тебя прямо под ними. Хочешь на спор?
– Да нет, верю. – Я вспомнил последний разговор с Витковским. Нет, не помогут. – И всё же, Бенито, откуда столько благородства?
Тот вновь замялся, но всё же выдал:
– Я пообещал одному человеку, что не трону тебя. Дам тебе шанс. Если ты им воспользуешься – живи, если нет… – Он лаконично развёл руками. – Но мне кажется, ты им не воспользуешься.
Это было утверждение. Выдав его, несвятая троица развернулась и пошла на занятия. Я долго ещё стоял, обняв горгулью рукой, и пошёл следом, лишь услышав предзвонок. Mierda, как все достало!
– Николь, иди сюда.
Я нашёл её в одной из оранжерей и поманил пальцем.
Она подошла, виновато опустив голову.
– Рассказывай.
– Что рассказывать?
Судя по залившей лицо краске и наворачивающихся слезах, я прав.
– Об излишнем благородстве Толстого.
– Я пойду…
Я схватил её за руку, притянул к себе и поднял подбородок. Она опустила глаза, стараясь не встречаться взглядом.