Дверь открылась. Надзирательница отступила в сторону, и в комнату свиданий вошла маленькая светловолосая женщина. На ней были джинсы, шлепанцы и серая блузка. Волосы стянуты в хвост. Несколько локонов выбились из-под резинки и, покачиваясь, обрамляли ее лицо. Женщина остановилась в середине комнаты и поддернула рукава.

— Здравствуй, — сказала она.

— Здравствуй, — ответила Анника.

— Ты нисколько не изменилась с тех пор.

— Ты тоже.

«Я лгу. Она съежилась. Она постарела и стала как будто меньше ростом. Может быть, правда, тогда форма делала ее более внушительной».

Они обменялись рукопожатиями и сели за стол — напротив друг друга. Анника положила перед собой блокнот и ручку. Падавший сверху, из-под потолка, слабый свет тусклой маломощной лампы подчеркивал темные тени под глазами Юлии. Блузка висела на худых плечах.

— Значит, у тебя родилась девочка, — сказала она. — Она хорошо спит?

Анника кивнула:

— Всегда спала хорошо. Мой первый, Калле, каждую ночь плакал — до полугода. Я так от него устала, что думала, сойду с ума.

Юлия немного расслабилась.

— Как я тебя понимаю. Александр орал по ночам до двух лет. Тебе не кажется, что с девочками легче?

Анника внимательно всмотрелась в глаза сидевшей перед ней женщины, и от пустоты, заполнявшей эти глаза, по спине Анники пробежал холодок.

«Она не здорова».

— Думаю, что легче со вторым ребенком, — сказала Анника. — Было время потренироваться на первом. И знаешь, все проходит — и колики, и бессонные ночи, и все такое…

Юлия покачала головой.

— Не знаю, рискнула бы я родить еще одного ребенка, — сказала она. — Я очень плохо чувствовала себя после рождения Александра.

— Наверное, это было не из-за того, что он родился, — предположила Анника, — а из-за каких-то других проблем.

Юлия уставилась в какую-то невидимую точку на стене. Женщины довольно долго сидели молча.

— Они думают, что я его убила, — заговорила наконец Юлия.

— Я знаю, что говорят, — кивнула Анника, — но не верю.

Тени под глазами Юлии почернели еще больше, когда она откинулась к стене.

— Нина говорит, что меня посадят. Ты тоже так думаешь?

У Анники пересохло в горле, она не смогла скрыть подкравшегося сомнения.

— Так думают эксперты, — сказала она. — И мне кажется, свершится большая несправедливость. Я не верю в твое преступление. Думаю, что в квартире действительно была другая женщина, которая увела Александра.

Юлия, не шевелясь, застыла на стуле.

— Почему ты так думаешь?

— Я думаю, что существует связь между убийством Давида и тем жутким тройным убийством, с которым мы столкнулись в ту ночь, когда я была с вами в патрульной машине. Ты помнишь Филиппа Андерссона?

Юлия Линдхольм запрокинула голову и уставилась в потолок.

— Мне никто не верит, — сказала она. — Даже Нина не верит. Они все время спрашивают, что сделала я, а не что сделала та женщина. — Она опустила голову и посмотрела на Аннику: — Ты же знаешь Нину, да? Мне ее очень жалко, она так одинока. Она жила с мамой в деревушке близ Валлы, у нее есть братья и сестры, но они все намного старше ее. Ее мама была настоящей хиппи, она жила в какой-то коммуне на Канарских островах, когда Нина была еще маленькой. Ей было девять лет, когда она пришла в школу в Валле и не умела ни читать, ни писать. Почти все вечера после школы проводила на нашей ферме. Она тебе об этом не рассказывала?

Юлия наклонилась вперед, облокотившись на стол.

— У нас в участке есть один парень, прекрасный инспектор. Его зовут Пелле Сисулу. Он много лет влюблен в Нину, но она не воспринимает его всерьез. Она считает, что недостойна любви. Как мне хотелось ей помочь…

Она откинулась на спинку неудобного стула и внимательно посмотрела Аннике в глаза.

— Я так жалею людей, — сказала она. — Давид вырос без отца, у него был только отчим, который то уходил, то возвращался. Когда Давиду было девятнадцать, отчим исчез окончательно. Думаю, именно из-за этого Давид и пошел в полицию. — Юлия склонила голову набок. — Мне стоит жалеть тебя, Анника?

Анника вздохнула:

— Нет, думаю, что нет.

— Значит, тебя кто-то любит.

«Да, мои дети».

— Стоит ли мне жалеть себя? — спросила Юлия.

Анника кивнула.

— И поэтому ты мне веришь?

— Нет, — ответила Анника. — Между убийствами есть связь, и мне кажется, что полиция не обратила на нее внимания.

— Значит, ты веришь, что была другая женщина?

Анника снова кивнула.

— Я твержу им об этом все время, с самого начала!

— Я знаю. Вопрос заключается в другом: кто она и куда могла спрятать Александра? У тебя есть какие-то предположения?

Юлия медленно покачала головой.

— Ты помнишь Филиппа Андерссона, убийцу с топором?

Юлия вздрогнула и скользнула взглядом по стене.

— Несколько дней назад я была у Андерссона в Кюмле, — сказала Анника. — Думаю, что и он, скорее всего, невиновен. Это тройное убийство совершил кто-то еще, и если тот убийца сумел уйти от правосудия, то он или она мог убить и Давида…

В комнате для свиданий снова повисло долгое молчание. Где-то под потолком гудела вентиляция. Юлия сидела неподвижно, тупо уставившись в стену.

— Я знаю, что в квартире кто-то был, когда я проснулась.

Анника молчала, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Юлия подцепила пальцами выбившийся локон и заправила его за ухо.

— Раздался сильный удар, — сказала Юлия надтреснутым голосом. — Думаю, от этого звука я и проснулась. Я не поняла, что это за звук, мне даже показалось, что он мне приснился.

Она снова посмотрела на потолок.

— В комнате стоял ужасный запах. В нашей спальне так не пахло никогда. Кажется, пахло чем-то горелым… Кто-то ходил по комнате. Кажется, я что-то сказала.

Снова наступила тишина, на фоне которой жужжание вентиляции стало оглушительным. Анника наклонилась к Юлии, не в силах отвести взгляд от ее губ.

— Потом раздался еще один звенящий удар, у меня заложило уши…

«Это был выстрел в пах. Не прелюбодействуй».

Юлия испустила громкий рыдающий вздох.

— Я все время чувствую себя простуженной, — виновато произнесла она. — У меня все время заложен нос. Как это возможно, если я уже полгода не выхожу на улицу? Наверное, я заразилась от охранников, или от надзирателей, как мы должны их называть…

Анника дышала ртом, чтобы не закашляться и не глотать.