— Полагаю, что да. Если исходить из концепции бесконечности Вселенной, пространства и времени, к тому же учитывать некоторые современные положения квантовой физики, то я считаю, что он возможен хотя бы теоретически. — Лев Иванович сделал паузу и добавил: — Но уж камни-то с неба и в самом деле временами падают. Верно?

— Падают, да еще как, — с усмешкой проговорил директор института. — Да, надо сказать, что в современной медицине до сих пор немало такого, что я, например, тоже считаю анахронизмом. Но со мной тоже не согласились бы многие. Ведь признать это — значит отказаться от того, что сам доказывал в своей собственной диссертации. Я понимаю, что вы хотите спросить меня о том, как в научной, прежде всего медицинской, среде относились к профессору Береженникову. Предваряя ваш вопрос, скажу так: по-разному. Кто-то завидовал его умению генерировать массу самых разных идей, кто-то иронизировал, считал всю его работу прожектерством. Кто-то боялся за свои диссертации, которые могли превратиться в ничто, случись ему доказать свою правоту. Не все так просто в научном мире.

Теперь, спустя какой-то час, Лев Иванович вновь шагал по территории института. Человека, о котором говорил Стас, во время своего предыдущего визита он успел и заметить, и запомнить, даже невзирая на то, что их встреча в коридоре была мимолетной. Тот как раз шел в исследовательский корпус.

Поэтому Гуров направился именно туда. Войдя в просторный стеклянный вестибюль, пристроенный к заданию, он увидел крупного вахтера с хмурым, неприветливым лицом. Проход внутрь перегораживал турникет-вертушка.

Вахтер окинул визитера изучающим, подозрительным взглядом и хрипловатым голосом поинтересовался:

— Вы к кому и по какому вопросу?

— Уголовный розыск! — Лев Иванович показал ему свое удостоверение. — Мне нужен один ваш научный работник. Значит, лет ему около сорока пяти, роста он чуть выше среднего, волосы светлые, на лбу небольшие залысины, очки в тонкой оправе золотистого цвета, светло-серый костюм, синий галстук. Что еще? Усы тонкие, ниточкой.

— Ага. — Вахтер понимающе кивнул. — Это Гирбилин Альберт Алексеевич, заведующий лабораторией регенерации костной ткани. Вы хотели бы его увидеть?

— Да, мне надо задать ему несколько вопросов, — ответил Гуров, глядя на людей в белых халатах и без оных, молодых и пожилых, чему-то своему улыбающихся и озабоченно хмурых, постоянно снующих по коридору первого этажа.

— Хорошо, сейчас я его приглашу, ну а там вы уже определитесь сами, — сказал вахтер, снял трубку со служебного телефона и набрал номер, состоящий из трех цифр.

Минут через пять к проходной подошел тот самый человек в белом халате. Лев Иванович сразу же его узнал.

Гирбилин отчего-то волновался, с тревогой взглянул на визитера, торопливо поздоровался с ним и проговорил, нервно разводя руками:

— Если вы по поводу ДТП, то в прокуратуре мне уже сказали, что данный вопрос закрыт по причине полного отсутствия моей вины. Свидетели и экспертиза подтвердили, что…

— Простите, я перебью вас, — сказал Гуров и отрицательно качнул головой. — Я совсем по другому вопросу. Мы могли бы с вами выйти отсюда во двор и спокойно поговорить там?

— Да, конечно. — Гибрилин, теряясь в догадках, вышел в вестибюль.

Они прошли к небольшому островку зелени в центре двора, где в тени стояли несколько лавочек.

Там Лев Иванович продолжил разговор. Он напомнил своему собеседнику, как тот разговаривал в этом же дворе несколько дней назад с кем-то из своих знакомых.

— Понимаете, случилось так, что профессор Береженников, о котором вы тогда вели беседу, вскоре после этого бесследно исчез. Мы сейчас занимаемся его поисками, — сказал сыщик.

— Простите, вы подозреваете, что я и мой приятель причастны к его исчезновению? — спросил Гирбилин, снял очки и протер линзы носовым платком.

— Нет, лично вас и вашего тогдашнего собеседника пока никто ни в чем не подозревает. Мне нужны источники той информации, которую вы с ним обсуждали. — Гуров посмотрел на кроны деревьев, колышущиеся под порывами ветерка, на пушинки облаков, плывущие в небе, чуть улыбнулся и добавил: — Похоже, погода намекает на дождь.

Он специально упомянул о погоде, чтобы несколько перенастроить на более-менее миролюбивый лад своего собеседника, который заранее внутренне ощетинился как еж.

— А? Что? — Тот несколько растерялся. — Погода? Да, в прогнозе обещали дождь. Что мы с ним обсуждали?..

Гирбилин подтвердил тот факт, что несколько дней назад он действительно разговаривал со своим коллегой, старшим научным сотрудником Жулановым Аркадием Викторовичем. Они были старые друзья, поэтому частенько, ничего не тая друг от друга, обсуждали самые разные вопросы, даже предельно острые и скандальные.

Где-то месяц назад в одном из научных журналов с медицинской спецификой была опубликована большая статья о профессоре Береженникове. Судя по тональности материала, его автор оказался из числа поклонников профессора. Он в самых восторженных тонах писал о том, что увидел в лаборатории Береженникова. По его мнению, благодаря открытиям профессора скоро не будут нужны многие лекарства, отпадет необходимость в некоторых операциях, весьма сложных и дорогостоящих, станут невостребованными целые разделы медицины.

Вскоре после этого в том же журнале появилась небольшая, но просто разгромная заметка. Ее автором значился некий Г. Одунов. Скорее всего, это был псевдоним. Этот человек, судя по всему, обладающий весьма большими властными полномочиями, не приводя никаких доводов и доказательств, объявил большинство научных работ Береженникова шарлатанством и псевдонаучной фикцией.

Сразу же после этого в самом НИИ практической геронтологии по негласному приказу, спущенному откуда-то сверху, было урезано финансирование его лаборатории, да и весь институт сел на голодный паек. Ходили слухи, что на профессора началось подспудное, но весьма ощутимое давление. Его работы и статьи не публиковались. О Береженникове вообще перестали упоминать где бы то ни было.

Но, как известно, на чужой роток не накинешь платок. Поэтому какие-то новости, пусть и скудные, порой противоречивые, все равно просачивались через плотные информационные барьеры, установленные неизвестно кем. И вот несколько дней назад, здесь же, во дворе НИИ, Гирбилин и Жуланов, обсуждая самые разные вопросы, как научные, так и личные, упомянули и о Береженникове.

Аркадий со слов родственника, работавшего где-то в столичных академических кругах, рассказал Альберту о том, что гробовая тишина, установившаяся с некоторых пор вокруг профессора, вдруг почему-то ставшего опальным, на самом деле представляла собой предгрозовое затишье. Как явствовало из разговоров, ведущихся в некоторых высоких академических и властных кабинетах, очень скоро поднимется настоящее информационно-административное цунами. Его последствия для Береженникова могут оказаться самыми серьезными.

Как-то раз все тому же родственнику Аркадия довелось услышать от одного из тузов банковского сектора, который имел достаточно близкое отношение к финансовым потокам, питающим немалое число НИИ, весьма жесткое суждение об опальном профессоре. Магнат, явно приверженный евгеническим взглядам на людей и общество, выразил крайнее недовольство тем обстоятельством, что профессор Береженников корчит из себя доброго доктора Айболита, который мечтает осчастливить весь мир. По мнению банкира, та же геронтология должна служить прежде всего людям достойным, то есть тем, которые обладают как минимум десятком миллионов, пусть даже и рублей. Ну а для всяких нищебродов и быдла, по его мнению, медицина должна быть урезанной, специфической. Что-то наподобие станции техобслуживания для машины, которая еще годится для эксплуатации. Как только ее технический ресурс вырабатывается, она должна отправляться на свалку. Вот так же и двуногий рабочий скот. Свое отработал, замену себе воспроизвел, и все, пора в крематорий.