Уриэль кивнул, встретив многозначительный взгляд Пазаниуса, и капитан покрепче взялся за рукоять меча:

— Да, возможно, ты прав, дружище. Если человеку суждено умереть, он должен сделать это среди своих друзей.

Мертвое белое небо лизали языки светло-голубого огня. Магические башни колдунов Торамино, понастроенные вокруг Халан-Гола, выпускали в небо мощные энергетические потоки. Скованные ранее противостоящей магией демона, они обрели свободу. Теперь Халан-Гол был беззащитен перед силами варпа.

Черные молнии срывались с небес, откалывая огромные куски от гор.

Вечно голодные твари варпа рыскали и парили на подступах к крепости, охотясь на летучих скатов, что кружили над верхушками самых высоких башен. Туман магических заклинаний окутал редуты и бункеры, которые Хонсю совсем недавно отстроил заново, отпраздновав таким образом победу над лордом Бероссом.

Но не только волшебные энергии атаковали крепость, неисчислимые артиллерийские батареи вели непрерывный огонь. Снаряды сыпались градом на Халан-Гол, разнося уже не столько бастионы, сколько саму гору.

Тысячи пехотинцев и свежая, отдохнувшая Великая рота Железных Воинов, которую вел сам Торамино, выступили на Халан-Гол. Крепость будет уничтожена в любом случае, что бы еще ни придумал коварный полукровка, как бы ни пытался сохранить свое логово. Торамино знал, что сегодняшняя атака будет завершающей и разрушит даже те уровни цитадели, что находятся под горой.

Приговор Халан-Голу был вынесен.

Тошнота стала уже привычной, и Уриэль перестал обращать внимание на выкрутасы своего желудка, но звон бьющегося стекла вдруг, непонятно почему, вызвал у него жуткий приступ головной боли и слабости. По всему телу прошла волна противной дрожи. Перед глазами встала до жути реалистичная картина: из пропитанной кровью земли прорастают белые изломанные кости.

Уриэль сморгнул, но стало только хуже, теперь в мозгу угнездилась дикая боль — как будто горячие иголки вонзались прямо в глазные яблоки.

— О нет,-- прошептал он, осознав, что происходит. Леонид растерянно оглядывался по сторонам.

— Что это? — спросил Пазаниус.

Но ответить Уриэль не успел. Кровавое Сердце взревел удивленно и радостно — словно случилось что-то совершенно неожиданное, но от этого еще более приятное.

— Мой старый должок… — хрипло произнес демон.

Воздух в зале наполнился электрическими разрядами, резко запахло озоном и серой. Уриэль почувствовал, что его желудок решительно прорывается наружу, и капитан привалился к катку погрузчика. Зал Мортициев, казалось, движется…

Каменистая земля как будто стала мягче и теплее, вязкая красная жидкость просочилась на поверхность.

Уриэль посмотрел наверх, уже догадываясь, что именно он там увидит.

Прямо над ним багровело разорванное ярко-алое небо, грудились облака, похожие на раковые опухоли, кружились падалыцики, высматривая добычу.

Знакомый безумный крик отразился эхом не только от стен, но и в голове.

Бескожие костяные руки проросли из черной, тяжелой земли. Леонид зажмурился и просто молча сидел, прижав к себе Ларану Уториан. Рябь отраженного света дрожала на стенах зала, которые, казалось, растянулись и перестали быть твердыми. И наконец исчезло все, кроме зыбкой, шевелящейся тьмы и огромного портала, обрамленного безумными лицами.

Железнодорожные пути, покрытые кровью и ржавчиной, выбежали из туннеля, и потоки многоцветной субстанции поползли из разломов в стенах.

Омфал Демониум прибыл в Халан-Гол.

С жутким ревом, который, казалось, превращал все энергии и материи Вселенной в абсолютное зло, Омфал Демониум влетел в зал Мортициев. Подозрения Уриэля, что сидели занозой в его мозгу все это время, подтвердились.

— Он знал, — обреченно произнес Вентрис.

— Что знал? — прокричал Пазаниус сквозь грохот и вой дьявольского локомотива.

Уриэль быстро нырнул под погрузчик, когда красные щупальца дыма, которые были отличительной чертой саркоматов, проплыли мимо. Локомотив остановился с лязгом и шипением возле только что возникшей из небытия платформы.

— Он знал, что мы попытаемся обмануть его,- сказал Уриэль. Ему было тошно от осознания того, что его использовали. — Он с самого начала знал, что мы попытаемся уничтожить Кровавое Сердце.

— Тогда зачем он послал нас сюда?

— Потому что теперь тот самый энергетический барьер, о котором говорил Обакс Закайо, рухнул, что и дало возможность Омфалу Демониуму заявиться в крепость. Помнишь легенду, что нам рассказывал Серафис? Эти два демона — старые враги, а сейчас Омфал Демониум даст выход своей ярости за то, что Кровавое Сердце упек его в этот адский локомотив.

Пазаниус отвернулся от Уриэля и увидел, как Кровавое Сердце вышел из багрового озера — его кровавая расправа над несчастными псайкерами закончилась, и теперь ему предстояла битва со своим старым врагом. По корпусу локомотива запрыгали энергетические светлячки, броню обволокла красная дымка, и наконец открылась огромная тяжелая дверь. На платформу сошел Забойщик, исполненный чувства собственного достоинства. Пластины его железного доспеха блестели маслянистым глянцем.

Демонический Железный Воин был таким же огромным, как его запомнил Уриэль, и по-прежнему носил поверх доспеха заскорузлый, почерневший передник, заляпанный кровью. Черные рога, как корона, венчали его череп, и алебарда с железной рукояткой и широким лезвием, испещренным трещинами, царапинами, пятнами крови и ржавчины, была при нем.

Кровавое Сердце приветствовал Забойщика радостным ревом.

— Вот до чего ты опустился, — издеваясь, произнес он, — Носить тело собственного тюремщика?!

— Это была единственная живая плоть, что досталась мне! — рявкнул в ответ Забойщик. — Достаточно слов. Сейчас я тебя порву в клочья!

Кровавое Сердце отреагировал незамедлительно: он поднял свой топор, щелкнул кнутом и исторг воинственный клич. Красные щупальца тумана сплетали сложные узоры вокруг огромного Железного Воина, постепенно превращаясь в мертвую плоть, пропитанную энергией Имматериума.

— Саркоматы! — прошептал Уриэль, глядя, как из красной дымки возникают лишенные характерных черт безглазые лица. Эти твари когда-то запихнули их в дьявольский локомотив Омфала Демониума. Облаченные в бесформенные робы, вооруженные ножами, крюками и пилами, твари ожидали только приказа хозяина, чтобы пустить свои жуткие инструменты в ход.

Лица у этих созданий были красные и мясистые, совсем как у Бескожих, но если Бескожие обладали человеческими чертами хотя бы в зачаточном состоянии, саркоматы были полностью лишены их. Кожа на их безглазых лицах была небрежно заштопана грубыми стежками, из-за чего саркоматы не могли открыть рта, а только высовывали время от времени свои мерзкие узкие языки и пробовали воздух на вкус.