Весьма важную роль играют и туфли на высоких каблуках, придающие ногам стройность, этакую сексуальную агрессивность в хорошем смысле слова. «Разогревает», доводя до кондиции, и соответствующее питание, если не забывать о меде, чесноке, икре, баклажанах, черепашьем супе, яичном желтке, томатах, яблоках, гранатах, орехах, каштанах, абрикосах, грушах, бананах, шоколаде, картофеле…

Заклятый враг всего эротического – озлобленный, пугливый, убогий, рабский ум. Эротический всплеск вряд ли произойдет и там, где половой инстинкт удовлетворяется по привычке или обязанности, для здоровья или исключительно физиологической потребности. Или где плотское полностью затмевает эстетическое. Игнорировать эстетический компонент эротизма значит не видеть его сути.

Эротизм и сексуальность в поведении и словесности, в песне и танце, скульптуре и театре составляют элементы любой национальной культуры, норм и образа жизни, сознания и подсознания человека с его неврозами и психозами, комплексами извечного взаимодействия между женским и мужским первоначалами инь и ян. Без эротического топлива машина художественного творчества может рождать лишь опресненные произведения искусства.

Стоит только чуть ослабнуть напряжению силового поля эроса, как сразу в дело вступают компенсаторы-стимуляторы.

В целом, хоть и с переменным успехом, гуманистическая культура стремится направлять жизненную силу эроса на поддержание цивилизованного общежития и на творческое созидание в мирных целях. Она словно просит задуматься о том, что запас эротической энергии в человеке тоже не безграничен, пусть даже многое зависит исключительно от воображения.

Заметный спрос на изображение интимных сторон бытия отмечался даже в те времена, когда сексуальность особо не скрывалась. Интерес к эротическому возрос во сто крат благодаря церкви, когда из основного инстинкта сделали нечто запретное, его стали тщательно скрывать, считать постыдным, богомерзким. На эту тему никогда не затихали споры философов, теологов, медиков, писателей.

Эротические искусство и литература могут быть бездарными, а могут быть и талантливыми. Для умения их оценивать по достоинству и, самое главное, получать от них удовольствие, избегая паранойи и насилия над другими, нужно тоже иметь дар, который отнюдь не у каждого есть. Смелость эротической фантазии и сексуальная распущенность – далеко не одно и то же.

Спору нет, человек должен ставить перед собой и какие-то полезные для общества цели. Но столь же верно – у него должно оставаться время, чтобы заниматься чем-то без всякой высокой цели, кроме одной единственной – наслаждаться жизнью, давая это делать другим никому не в ущерб. В основе такого препровождения времени заложено нечто похожее на мистицизм иудеев, чья Книга Знаний не говорит, что хорошо любить жизнь, а говорит, что это эротично любить жизнь. Эротизм для них никак не связан с грехом или виновностью. Прежде всего это игра воображения. И в ней, надо признать, они явно преуспели. Иногда, правда, в ущерб другим.

Французская стриптизерша Рита Ренуар, натурщица у Сальвадора Дали, однажды, кто бы мог подумать, сделала такое заявление: «Эротизм напоминает введение в новую драматургию, в совершенно новое мировосприятие. Поэтому я отвергаю титул, который на меня навесили: не хочу быть сексапильной голой королевой, хочу быть королевой эротического искусства нашего времени… Десять лет назад стриптиз был шокирующим, своего рода прелюдией сексуальной эволюции человечества, первым шагом к будущей революции в области эротических отношений, ничего кроме разочарования не вызывающих. Раньше я думала, что посредством секс-искусства можно добиться полного освобождения индивида, как физического, так и интеллектуального. Я считала это искусство специальной школой, где можно научиться расставаться с ложными представлениями, навязываемыми человеку веками религиозных мистификаций. Сейчас же, напротив, я стараюсь разрушить секс-искусство в пользу эротического».

Всякий, кто говорит, что его не интересует эротика, либо врет, либо физически нездоров. Говорят одно, делают другое, думают третье, хотят еще чего-то. Или по вечной формуле «в молодости блядун, в старости ханжа». Или как у президента Джона Кеннеди – «брюнетки для женитьбы, блондинки для постели».

Может ли быть непристойной эротика? Вопрос философский, точнее историко-философский. Граница между пристойным и непристойным никогда не была раз и навсегда установленной. В Англии XVII века считались непристойными публикации, если откровенная эротика в них содержала в себе и критику в адрес духовенства: такие издания разбирались в церковном суде.

Цензура даже не желала определять четко, что именно подлежит запрету, иначе потеряла бы возможности лавирования – не запрещено, значит, разрешено. Чаще всего использовался критерий «оскорбляет нравственное чувство» – очень хлипкий в правовом отношении при отсутствии детального изображения насилия над личностью. Аборигенов, например, оголенная женская грудь не возбуждала и не оскорбляла их нравственное чувство. У эскимосов в высшей степени эротичным считалось ощущение дыхания другого человека, поэтому они долгое время целовались носами, да и сейчас еще часто бывает такое.

На Западе последняя легализация считавшегося ранее эротически непристойным произошла в 60-х годах XX века, в России спустя тридцать лет. Когда многое вокруг выглядит непристойным или этически неприличным, действительно трудно определить, что же есть пристойное и приличное. Традиционно все, что «возбуждает половое влечение», считалось непристойным. И редко когда принималось во внимание, что эротика и секс намного лучше, чем удовлетворение инстинкта смерти посредством физического уничтожения себе подобных оружием массового поражения.

Эротика и секс служат власть имущим еще и средством отвлечения внимания общества от острых социально-экономических проблем, краником для выпуска паров недовольства все той же властью. Утверждают также, будто не может быть эротики без нарушений запрета, как и греха без удовольствия, доставляемого согрешением, выходом за пределы условностей. Одна итальянская принцесса, сладостно облизывая ванильное эскимо на палочке, пошутила всерьез: «Как меня убивает, что это не считается грехом».

Словом, если для большинства западных европейцев все эти продукты эротики – еще одно развлечение или еще одна сладость из кондитерского магазина, то для набожных католиков – грех, достойный осуждения. Эротику можно и в самом деле сравнить с каким-нибудь сладким кушаньем: съешь чересчур много – почувствуешь себя плохо, отведаешь мало – захочется еще. Сладости эти на вкус все разные и всегда тянет испробовать новые. Людей, равнодушных к эротическим шоу, считать «ненормальными» нет оснований, если они сами для себя так решили. Единственное, что установлено точно: у людей убогих и ущербных эротика чаще всего вызывает активное отторжение.

Провести четкую демаркационную линию между эротической и порнографической продукцией вряд ли кто-нибудь отважится, не боясь вызвать смех. Объективных и универсальных критериев для этого никто не придумал, а если они есть, то лишь в головах у светских и духовных цензоров. Можно, конечно, пуститься в рассуждение, будто изображение полового акта известным художником – это нечто художественное, а на порнографической открытке – уже совсем другое. Легко воспользоваться и аргументацией об «общественно значимых ценностях». Как заметил таким морализаторам Дэвид Лоуренс, автор «Любовника леди Чатерлей», все зависит от личности, ибо что для одного порнография, то для другого – шутка гения.