— Не столь много, сколько хотелось бы, — ответил Джерин. Чуть резковато из-за недовольства собой. — Судя по собранной информации и той, что я помню, как только ячмень превращается в эль, Бейверс доволен. — Он принялся мерить шагами комнату. — А я не хочу, чтобы он был доволен. Я хочу, чтобы он разозлился. Пришел в ярость. Он — сила земли, а Маврикс намекнул мне, что сила земли — моя главная надежда в борьбе с Волдар и богами гради.

— Ты уверен, что правильно строишь расчет? — спросила Силэтр. — В земле сил немало.

— Знаю. Но Маврикс не преминул бы назвать ту, что нужна мне. А Бейверса он презирает. Он не мог взять да и объявить: «Я оплошал, а вот бог, которого я ненавижу, может добиться успеха». Он этого и не сказал, но, мне кажется, такова подоплека намека.

Обдумав его слова, Силэтр мрачно кивнула.

— Да, это похоже на правду. Маврикс напоминает мне ребенка, который не может признать, что он не всегда лучший в чем-то. И даже когда это очевидно, он ни за что не назовет того, кто его превосходит.

— Проблема в том, что нельзя взять бога, перекинуть через колено и выбить из него всю эту дурь. — Джерин длинно и устало вздохнул. — Но, о отец Даяус, до чего же иногда хочется это сделать.

Джеродж и Тарма испуганно осматривали убранство хижины, в которой Джерин творил, вернее, пытался творить волшебство. Так же как и своих детей и детей Вэна, Лис предупредил чудовищ о страшных последствиях, которые их ожидают, если они осмелятся даже приблизиться к хижине. Чудовища восприняли его слова более серьезно, чем дети: ему ни разу не пришлось наказывать никого из них.

— Все в порядке, — говорил он теперь, раз, наверное, в четвертый. — Вы здесь со мной, а это совсем другое дело.

Эти постоянные уверения, в конце концов, успокоили чудищ. Но сам Джерин вовсе не был уверен, что все обстоит хорошо. Вред, который они могли принести, если бы сами забрались в хижину, казался ничтожным в сравнении с несчастьями, которые могло повлечь за собой неудачно сотворенное колдовство.

— Что мы должны делать? — спросил Джеродж.

— Ну… для начала выпейте немного эля, — ответил Джерин.

Это предложение явно подняло чудовищам настроение. С помощью ножа Джерин срезал смолу, которой была запечатана пробка свежего кувшина. Он наполнил большие кружки для Джероджа с Тармой и около половины такой же посудины для себя. В обычных обстоятельствах он не стал бы заниматься магией, хлебнув эля, как не стал бы прыгать с крепостного вала головой вниз. Но поскольку божество, чьей поддержки он искал, с легкостью превращало ячменный солод в эль, обычное поведение отходило на второй план, уступая место главной заботе.

Он опять наполнил кружки чудовищ, после того как те их осушили, благодаря всех богов (в особенности Бейверса), что его воспитанники не становятся буйными или свирепыми, когда пьют. Сам он тоже потихоньку потягивал эль из своей кружки. Он хотел ощутить действие напитка лишь слегка, не настолько, чтобы оно помешало ему выполнять нужные пассы и разборчиво пропевать заготовленный текст.

Силэтр высыпала на рабочий стол в хижине зерна ячменя и необмолоченные колосья. Сама она не пила ни капли. Если колдовство пойдет не так, как надо, она попытается все исправить. Но Джерин сейчас боялся не этого. Главная трудность — заставить Бейверса откликнуться на призыв.

— Начинаем, — сказал Лис.

Силэтр стояла тихо и ждала, наблюдая за происходящим. Джеродж и Тарма тоже наблюдали. Их глубоко посаженные глаза расширились от изумления, когда Джерин принялся причитать нараспев, умоляя Бейверса появиться. Он восхвалял бога за ячмень, не только обращаемый в эль, но и тот, что идет в кашу или на выпечку хлеба. Хотя ячменная мука не поднимается так хорошо, как пшеничная. «Небольшое лицемерие для доброго дела никому еще не вредило», — думал он про себя.

Выводя свою песнь во славу эля, он тщательно следил за тем, чтобы ее мелодия не расходилась с застольным мотивом, которому, как он знал, обучил монстров Вэн. Он сделал им знак рукой, и чудовища, очень сообразительные в своем роде, тоже принялись петь. Их голоса были не слишком приятны на слух, но Лис надеялся, что это не возымеет значения. В отличие от Маврикса, Бейверс не слыл снобом в подобных вещах.

Начав петь, чудовища так и не смолкали. Джерина это вполне устраивало. Если уж их завывания не привлекут внимание бога, то его не привлечет никто и ничто. Однако такая альтернатива была пугающе возможна. Поэтому, как обычно обмирая от страха, Лис продолжал действовать так, будто успех ему гарантирован.

Сбить песнопение с застольного лада оказалось труднее, чем он предполагал. Джеродж и Тарма так самозабвенно горланили заученные куплеты, что ему приходилось прилагать массу усилий, чтобы ввести свой речитатив в другой ритм. К тому же некоторые из вспомогательных заклинаний, которые он решился использовать, требовали быстрых и сложных пассов правой рукой. Большинству магов это лишь облегчило бы задачу, но ужасно мешало Лису, поскольку он был левшой.

— Приди же! — выкрикнул он, наконец. — Приди же, великий Бейверс, господин ячменя, господин эля! Приди же, приди же, приди же!

Ничего. Он отвернулся от ячменя, рассыпанного по всей столешнице, уверенный, что потерпел неудачу. Какой смысл пытаться вызвать элабонских богов? Они, вероятно, все ушли отдыхать, предоставив самой себе подвластную им часть мира. Теперь другие боги жадно глядят на нее. Но разве элабонские божества знают об этом? Разве им есть до этого какое-то дело? Очевидно, нет.

И тут, как раз тогда, когда он собирался сказать, вернее, прокричать Джероджу с Тармой, чтобы они прекратили свой ужасный вой, внутренность лачуги, кажется… начала раздаваться. Чудовища замолчали, притихнув по собственной воле.

— Это бог, — тихо сказала Силэтр.

Она, в отличие от всех остальных, безошибочно распознавала божественное присутствие. Джерин поклонился. Нижайше.

— Владыка Бейверс, — произнес он. — Вы оказали мне честь, ответив на мой призыв.

— Ты призывал и других до меня, по крайней мере, этого пьяницу и шута из Ситонии, — ответил Бейверс.

Как и в случае с Мавриксом, голос бога отдавался в сознании Джерина, а не в ушах. Тем не менее, деревенский акцент все равно в нем проявлялся.

— Владыка Бейверс, тот, кто приходит последним, гораздо важнее того, кто пришел первым, потому что именно он несет настоящую помощь, — сказал Джерин.

— Ну-ну, свежо предание, — проворчал Бейверс, словно угрюмый старый земледелец, который не верит ничьим словам с тех самых пор, как его жена сказала ему, что идет в лес за травами, а он застал ее в постели деревенского старосты. Нехотя он все же кивнул Лису. — Итак, я здесь. Говори.

— Благодарю.

Джерин знал, что в его голосе сейчас больше проникновенности, чем в том нуждаются благодарственные слова. Однако мало кому из людей выпадает возможность поблагодарить бога лично.