Мантра не очень помогла. Хотя Андрей никогда не верил в эту самую Гэбню, считая ее грязным конъюнктурным враньем, потому что знал довольно много о том, как же оно тогда было, и страшно оно было, но не так, – но она сидела вот здесь. Перед ним. И угрожала. И даже имела власть, необъяснимую, а потому страшную.

И как же Андрей сейчас ненавидел тех, кто это чертов миф породил и выкормил! Тетрадка Фомина стояла перед глазами – тот раздач о материализации идей. Вот она, идея, сидит. Радуется. Нет, если только удастся выпутаться из всей этой истории, вытащить Фоминых, тогда кое-кто усвоит, что за порожденные тобой мифы надо отвечать.

Пальцы снова шустро побежали по столу, на сей раз оставляя за собой лужицы, словно тающий сургуч. Губы раздраженно заплясали, обретя какую-то противную тягучесть, сползли набок, потекли по щеке. Шипение. Пальцы быстро уползли, растягиваясь, как прилипшая к сукну жвачка, и весь собеседник на мгновение исчез во тьме. У Андрея волосы зашевелились на шее. Черт, давно пора было подстричься… Собеседник снова возник, он снова улыбался, но губы уже не текли, и пальцы почти не пиявились. И говорил он уже гораздо увереннее.

– А Виктория Алексеевна вам нужна? Нужна, – протянул, переходя в шепот, голос. – Нужна-а-ахххх… Так вот. – Снова голос стал прежним, и ободряюще улыбнулись губы. – Если уговорите академика отказаться от приглашения и… сотрудничать с нами, то Вика ваша. Не беспокойтесь, вы будете отправлены в место, где сможете жить сколько угодно вместе, с семейством академика. Вечно жить! И ему ничего дурного не будет – наоборот, все к его услугам! Вы должны заставить его понять, что он не должен нас бояться. Семьдесят лет назад произошло, так скажем… недоразумение. Виновные давно наказаны. Он может вернуться. Он будет прощен! – Губы улыбнулись еще добрее. – А если вы не сумеете уговорить его, то Вику вы потеряете навсегда. Навсегда! Это я вам лично гарантирую… Идите и действуйте! Быстро!

– Сейчас, только шнурки…

Конец фразы застрял где-то в горле, потому что из темноты в круг света вдвинулась рука. Крупнее, чем положено, отблескивающая темным металлом, с аккуратной, застегнутой на покрытую черной патиной пуговичку манжетой бронзовой гимнастерки. Кулак лег на стол с тяжелым ударом.

– Это приказ. Это нужно Родине, – прогудел бронзовый голос. – Вы сын военнослужащего и должны понимать свой долг!

– А без печати не выйдешь, – тягуче прошептал «текучий».

– Вы сделаете это.

– С какой стати? – спросил Андрей.

– Сами знаете, – бесстрастно прогудел «бронзовый», и Андрей впервые по-настоящему испугался. Потому что понял – они знают то, что он понял только сейчас. Ему нужна Вика. Настолько нужна, что…

– Пропуск!

Андрей машинально достал бумажку, выписанную майором.

Бронзовая рука сжалась в кулак и опустилась на нижнюю часть листка, оставив там круглую четкую печать с гербом.

– Вы это сделаете. Идите.

Он не запомнил, как его вывели из кабинета.

Он долго стоял и тупо смотрел на бумажку с фиолетовой печатью, потом вспомнил, что надо выбираться, и побрел к выходу, который на сей раз нашел без всякого труда. И никто ему по дороге не встретился.

На площади перед учреждением шла себе обычная жизнь. День клонился к вечеру. И только теперь, оглядевшись, Андрей осознал, что место это необычное. Он таких в Москве не видал.

Само пятиэтажное желтое здание былого объекта в стиле сталинского ампира было построено «покоем», перекладина этого «покоя» служила фасадом. С одной стороны тянулись серые и желтые дома старой постройки, обветшавшие от времени, нежилые. Наверняка в них ютились какие-то невнятные конторы, судя по казенным табличкам у подъездов. С другой стороны был парк не парк, сквер не сквер, а сзади кошмарного здания тянулась стена. Хороший такой заборчик метра в два высотой, который терялся за деревьями сквера. Площадь перед зданием была вытянуто-овальной формы, и на ней был разворот и конечные остановки нескольких автобусов и троллейбусов. Совершенно не московский пейзаж, что-то провинциальное. И пыльные автобусы – провинциально-древние, из советских времен, лобастые ЛиАЗы с красной полосой по боку и двумя дверями и желтые коробчатые ЛАЗы с узкой дверцей впереди и двумя пошире – по центру и в задней части. В обеих столицах давно уже нет таких, да и в крупных городах осталось мало.

Он поежился. В затылке ощущался холодок от внимательного и злорадного следящего взгляда.

Жгучая, бешеная злость выдавила слезы на глаза.

Скорее уходить. Оторваться. Спасать Вику. Хрен вы ее получите!

Андрей рванул вперед и успел вскочить в дверь переполненного автобуса. Кряхтя, автобус тронулся. Остановки оказались короткими, и на следующей, на углу того же сквера, его вытолкнули. Он не стал ждать – эта остановка прекрасно просматривалась от здания Конторы – и, смешавшись с толпой, нырнул за угол.

За углом обнаружились ларьки и забегаловка с пивом и хот-догами, а дальше Андрей увидел нечто совершенно здесь невозможное. Это больше всего походило на подземные переходы на остановках Ленинградского шоссе. Но над ним торчал железный столб с потухшей и разбитой буквой «М». Но тут нет метро! Планировалось, да, но так и не построили же! Переход имел вид тоскливо-запущенный. У входа кучковалась компания хиппово-металлистских ребяток.

По левую руку темнели деревья лесопарка, словно страна мертвых за освещенной желтыми фонарями полосой боковой улочки. Впереди шумела магистраль. Андрей медленно шел к переходу – за каким чертом, сам не знал. Сейчас, когда в голове немного улеглось, в груди комом стояли злость и горечь. Он ни на мгновение не поверил обещаниям. Им только нужен предлог, чтобы схватить Вику. То есть Фоминых. А пообещать они могут что угодно. И не отдадут ему Вику, и Фоминых потом уничтожат.

Самое поганое, что при всем этом внутри копошилась дерзкая надежда на «а вдруг». Та самая, которая толкает на предательство. Если он не поддастся, а они все равно погибнут, потом он всю жизнь будет себя ненавидеть за то, что отказался от этого «а вдруг»… Да уже ненавидит, потому что знал, что откажется. А Вика возненавидела бы, если бы согласился.

– Хррр… таназия… брюнетка… глаза карие… длинные волосы… – неожиданно громко прохрюкало прямо над ухом. Андрей вздрогнул и, подняв глаза, едва успел увернуться от «терминатора» в серой омоновской форме, в бронежилете, при дубинке и прочих предметах экипировки. Сосредоточенно скрежетала рация, требуя перехватить каких-то Танасию и Светлану.

Он быстро огляделся по сторонам. Нехорошее ощущение узнавания ерошило волосы на затылке. Как тогда возле дома Фоминых… «Терминаторов» было много, чересчур много. Андрея они не замечали. Почему-то это сегодня болезненно унижало. Охотятся на кого-то другого? В груди словно распрямилась пружина, стало больно и легко. Крыша привычно приготовилась к полету, в голове мелкими газировочными пузырьками зашипело-защекотало какое-то блаженное предчувствие драки. Хоть так отыграться…