— Давай, — выкрикнул Мак. Стиснув зубы, они налегли на него всей тяжестью своих тел, до волдырей обжигая ладони.

Машина, наконец, поддалась и стала вначале медленно, а затем все быстрее и быстрее переваливаться на колеса, пока вновь не приняла свое обычное положение.

Жар становился нестерпимым. Словно во сне, Меган увидела лицо Мака, каким-то образом дотянулась до защелки замка на дверце и успела потянуть за нее, прежде чем потерять сознание.

Вертолет приземлился в медицинском центре Данбери. Одурманенная и ослепленная болью, Меган почувствовала, как ее забирают у Мака и укладывают на носилки.

Еще одни носилки. Анни несут в отделение экстренной помощи.

Нет, подумала она, нет.

— Мак.

— Я здесь, Мегги.

Слепящие огни. Операционная. Маска на лице. Маску снимают с лица Анни в больнице Рузвельта.

— Мак.

Рука накрывает ее руку.

— Я здесь, Мегги.

Она очнулась в послеоперационной палате, ощущая толстую повязку на плече, и увидела склонившуюся над ней медсестру.

— Все хорошо.

Через какое-то время ее выкатили из палаты. Ее мать. Мак. Кайл. Дожидаются ее.

На лице у матери необыкновенное умиротворение. Взгляды их встретились. Похоже, прочла ее мысли.

— Мег, достали тело отца.

Рука Мака обхватывает мать. У него забинтованы кисти. Мак, ее опора и сила. Мак, ее любовь. Заплаканное лицо Кайла рядом с ней.

— Нормально, если ты захочешь поцеловать меня на людях, Мег.

В воскресенье вечером труп доктора Генри Уильямса был обнаружен в его автомобиле на тихой окраине Питтсбурга в Пенсильвании, где он вырос и повстречал свою будущую жену. Смерть наступила от чрезмерной дозы снотворного. Письма, адресованные сыну и дочери, содержали заверения в любви и мольбы о прощении.

В понедельник утром Меган смогла покинуть больницу. Рука у нее была на перевязи, а плечо еще слегка побаливало. Но, в общем, она чувствовала себя хорошо.

Дома она поднялась в свою комнату, чтобы облачиться в удобный домашний халат. Раздеваясь, она вдруг заколебалась, затем подошла к окну и плотно закрыла жалюзи. «Надеюсь, у меня пройдет это», — подумала она, сознавая в то же время, что еще долго не избавится от наваждения о наблюдающем за ней Берни.

Закончив говорить по телефону, подошла Кэтрин.

— Я только что отменила продажу гостиницы, — сказала она. — Свидетельство о смерти выдано, а это значит, что все наши совместные с отцом авуары разморожены. Страховые компании производят начисления по всем персональным полисам отца, а также по предпринимательской страховке. Это огромные деньги, Мег. Ты ведь знаешь, что персональные полисы предусматривают двойную компенсацию.

Меган поцеловала мать.

— Я так рада за гостиницу. Ты бы пропала без «Драмдоу».

За кофе и соком она просмотрела утренние газеты. О самоубийстве Уильямса она узнала еще в больнице из первых сообщений по телевидению.

— Они перелопачивают архивы в центре Франклина, пытаясь выяснить, к кому попадали эмбрионы, которые Петровик воровала у Маннинга.

— Тем, у кого там хранились эмбрионы, даже страшно подумать, наверное, что их биологический ребенок родился у чужого человека, — проговорила Кэтрин. — Неужели люди так любят деньги, что идут на что-то подобное?

— Очевидно, да. Филлип Картер сказал мне, что ему были нужны деньги. Но, мам, когда я спросила его, только ли этим занималась Петровик, что крала эмбрионы для донорской программы, он заметил, что считал меня умнее и что это далеко не все, чем они занимались. — Меган отхлебнула кофе. — Остается только надеяться, что они раскопают в архивах центра, что он мог иметь в виду, когда говорил это? И что случилось со Стефани Петровик? Неужели Филлип убил эту бедную девушку? Мам, как раз в эти дни у нее должен родиться ребенок.

В тот вечер, когда пришел Мак, она сообщила ему:

— Послезавтра похороны отца. Надо сообщить Фрэнсис Грольер и рассказать ей, как погиб отец. Но я не могу заставить себя позвонить ей.

Руки Мака обнимают ее. Все эти годы она ждала их.

— Почему бы не поручить это мне, Мегги? — спросил Мак.

Затем они вновь вернулись к прежней теме.

— Мак, мы еще не знаем всего. Доктор Уильямс был единственным, через кого можно было бы узнать, что Филлип имел в виду.

Во вторник, в девять часов утра, позвонил Том Уайкер. В отличие от своего вчерашнего разговора, он не стал спрашивать, готова ли она возвратиться на поле брани. Не поинтересовался он также и ее самочувствием. Но еще прежде, чем он сказал: «Мег, у нас назревает сенсация», она почувствовала разницу в его настроении.

— Что это, Том?

— На ваше имя, с пометкой «лично и конфиденциально», пришел конверт от доктора Уильямса.

— От доктора Уильямса! Вскройте и прочтите мне.

— Вы уверены, что это следует делать?

— Том, вскройте его. — Последовала пауза. Она словно воочию представляла себе, как он разрезает конверт и вынимает из него содержимое. — Том?

— Мег, это признание Уильямса.

— Прочтите его мне.

— Нет. У вас же есть дома служебный факс? — Да.

— Напомните мне его номер. Я передам вам письмо. Мы прочтем его вместе.

Меган назвала номер и бросилась вниз. Когда она вбежала в кабинет, факс уже ожил и издавал тихий визг. На его тонкой и гладкой бумаге стала появляться первая страница заявления доктора Уильямса.

Оно состояло из пяти страниц. Она дважды прочла его. Наконец в ней проснулся репортер, и она стала подбирать определенные абзацы и отдельные предложения, складывая из них материал передачи.

Зазвонил телефон. Она знала, что это Том Уайкер.

— Что вы думаете, Меган?

— Теперь ясно все. Ему нужны были деньги, чтобы оплатить счета за длительное лечение жены. Петровик была одаренной от природы личностью, которой следовало бы стать врачом. Она не могла смириться с уничтожением невостребованных эмбрионов. Она видела в них детей, которые могли бы сделать полноценной жизнь бездетных пар. Уильямс же видел в них детей, за усыновление которых люди платили целые состояния. Он прощупал Картера, и тот с радостью согласился устроить Петровик к Маннингу, решив воспользоваться подписью моего отца.

— У них все было скрыто от глаз, — заметил Уайкер. — Как, например, этот уединенный дом, куда они привозили нелегально прибывших иностранок, согласных вынашивать в своем чреве чужих детей в обмен на десять тысяч долларов и фальшивую зеленую карточку. Невелика плата, если учесть, что Уильямс с Картером продавали детей не меньше чем по сотне тысяч каждого.