вокруг! Твою жену и твоих детей даровал тебе сам Арионн, и отрёкшись от них, ты отрёкся и от самого Белого бога!

— Но так ведь и вас, государь-батюшка, даровал нам сам Арионн-милостивец, — сипло начал оправдываться мужик. — Простите, если чем обижу, да только баб да детворы у нас полным-полно, и всё новые нарождаются, а вот король — он один такой! Ни прадед прадеда моего, ни его прадед не видали королей, а коли что случись с вами — так, поди, и внуки моих внуков не увидят!

Увилл что было сил стиснул челюсти, чтобы удержать улыбку. Глядя на своего короля, сохранили строгие мины и стоящие тут же дворяне, хотя они, похоже, давно разгадали игру Увилла.

— Когда король Вейредин шёл через Аментар, ему иногда приходилось голодать. Многие зажиточные люди видели в нём лишь одинокого бродягу и не хотели бросить ему даже краюхи хлеба. Но одному бедняку Арионн явил в видении, кто пройдёт мимо лачуги его, и когда Вейредин, шатаясь от голода, брёл по дороге в тех местах, бедняк вышел и вынес ему кусок хлеба и воды. Бог-король с благодарностью принял хлеб, съел его без остатка, но не насытился. «Не найдётся ли у тебя ещё немного хлеба, добрый человек?» — спросил он. «Не взыщи, боже, но это был последний кусок хлеба в моём жилище. Он предназначался моему сыну, который сейчас в поле, и другой пищи у меня нет…» — отвечал ему бедняк.

Все — и дворяне, и простолюдины — затаив дыхание, слушали своего короля. Увилл умел рассказывать так, что буквально завораживал слушателей. Он любил рассказывать притчи из жизни короля Вейредина в том числе потому, что они были просты для понимания и всегда производили неизгладимое впечатление.

— Когда Вейредин услыхал, что невольно съел последний кусок хлеба, предназначавшийся ребёнку, он так разгневался, что, не сдержавшись, дал бедняку пощёчину. «Ты обрёк на голод своё единственное дитя, глупец, и сделал меня невольным соучастником этого!» — вскричал он и заплакал. «Но Арионн открыл мне, кто ты, боже, и я считал своим долгом накормить тебя!». «Запомни, что прежде всех других людей ты должен любить своих родных! Ибо если их ты не любишь всем сердцем, то как можешь любить других?». И тогда заплакал также и бедняк, осознав, что совершил.

Увилл обвёл взглядом зачарованных слушателей и вновь посмотрел на чернявого мужика, из глаз которого теперь тоже текли слёзы.

— Вейредин тогда, увидев, что бедняк всё осознал, помолился Арионну, и тот сотворил чудо. Гороховая лоза внезапно появилась из земли и оплела покосившуюся лачугу бедняка. И на ней было полным-полно стручков со спелым горохом. И как только бедняк срывал стручок, на его месте тут же вырастал новый. Теперь семья этого доброго человека не знала бед и лишений. А бог-король Вейредин зашагал дальше, поскольку ему предстояло ещё сразить злого короля Аментара и спасти все народы Паэтты.

Увилл замолчал, и на некоторое время над лагерем повисла тишина. Казалось, слушавшие его люди не в силах пошевелиться, настолько они погрузились в повествование. Наконец пошевелились дворяне, первыми сбросившие с себя этот удивительный дурман. Чернявый мужик стоял, и по его щекам текли слёзы. Наконец он вздохнул так, словно до тех пор не дышал, утёр лицо грязной ладонью, и проговорил:

— Простите меня, батюшка-государь. Теперь я осознал то, что сотворил, прямо как тот бедняк.

— Вот и славно. Но поскольку я не столь великодушен, как король Вейредин, то я всё-таки накажу вас, мужички.

Простолюдины печально вздохнули, но на их лице читалась готовность принять кару от своего короля.

— Сдаётся мне, что вы просто хотели отдохнуть от своих домочадцев тут, спровадив их в лесные землянки, — Увилл хитро́ улыбнулся. — Так вот, моё наказание заключается в том, что вы приведёте сюда своих жён и детей, чтобы они перезимовали в лагере!

Первым рассмеялся Гардон, за ним подхватили другие. Этот смех не только не разрушил ту невероятную атмосферу, что создал Увилл своим повествованием, а скорее даже ещё более усилил её. И потому мужики с облегчением расхохотались вслед за барами, нисколько не стесняясь этого.

— Но, государь, тут же не хватит места! — глядя на Увилла глазами, полными обожания, вскричал чернявый.

— Не хватит места? — с деланым изумлением ответил тот. — Да только в одной этой хате можно положить три десятка воинов! Ты бы видел, приятель, как мы ночуем во время военных походов! Прижимаясь друг к дружке, чтобы согреться. Также можем спать и тут — прямо на полу! Заодно и дров сэкономим! Да и к тому же нам тут совсем не помешают стряпухи да швеи! И вам, глядишь, будет не так скучно-то зимними ночами! — и он весело подмигнул колонам.

Это внезапное завершение столь пафосного и нравоучительного рассказа о Вейредине пришлось по душе всем присутствующим, так что новый взрыв хохота сотряс притихший осенний лес. Увилл ухмылялся, довольный собой. Он знал, что эти бородатые простаки ещё не одну сотню раз будут пересказывать эту историю и друг другу, и всем встречным, а потому можно было надеяться, что однажды и она станет частью той легенды, коей он надеялся со временем овеять свою фигуру.

По крайней мере, теперь он мог быть уверен, что эти несколько простых мужиков с радостью дадут снять с себя кожу живьём ради него. Он действительно словно бы создавал новую религию, и сегодня заполучил несколько верных и истовых адептов.

— Странно, — тем временем шепнул ему подошедший Гардон, с лица которого всё ещё не сходила весёлая улыбка. — Я читал книгу о Вейредине, и не припомню такой притчи.

— Значит, мы впишем её туда позже, — усмехнулся Увилл.

Глава 26. Стратегия

Боргу Савалану невозможно было не посочувствовать. В ситуации, в которой он оказался, каждый шаг, казалось, вёл в неверном направлении. Что бы он ни сделал, он лишь усугублял кризис, возникший в домене Колиона.

Учитывая, что многие амбары были основательно подчищены, ему спешно пришлось организовать «досбор» оброка, что не могло не вызвать раздражения податных сословий. И попытки перевалить вину на Увилла, мол, это он забрал всё зерно, не подумав о вас, нисколько не помогали делу. Любая хула в адрес обожаемого короля лишь подогревала недовольство.

Дошло до того, что в одной из деревень смерды напали на сборщиков оброка, забив до смерти одного из них. Лишь убив троих смутьянов и повесив ещё пятерых, удалось угомонить мятежников. Однако не было никакой гарантии, что подобное не повторится вновь. Селяне явно давали понять, что не